Обагренная Русь
Шрифт:
— Ну, гляди мне, — схватил ее за выбившиеся из-под платка косы Некрас.
Негубка тем временем, неуклюже осклизаясь, полез через плетень — догонять убегавшего Мистишу. Да где ему состязаться с паробком! Покуда кряхтел да перелезал он, Мистиша был уже далеко.
— Ужо доберусь я до тебя! — погрозил ему издали кулаком Негубка.
Некрас волок упиравшуюся Аринку в избу. Купец шел рядом.
— А что я вам говорила, — встретила их у порога торжествующая Проска. — Всё не верили мне.
—
Не снимая овчины, сел на лавку, решительно расставил ноги:
— Каково?
Аринка, скорчившись, глядела на него с полу затравленным зверенышем. Протяжно поскуливала и всхлипывала, рукавицей прикрывала распухшие губы.
— Ладно еще, ежели соседи не видали, — говорила Проска ровным голосом, ковыряясь кочергой в печи. Лицо ее, освещенное красными угольями, было спокойно-каменно.
Всхлипыванья становились все глуше. Не решаясь подняться, Аринка замерла на полу.
— Встань! — сказал Некрас.
Дочь вздрогнула и снова принялась хлюпать и всхлипывать.
— Вот завсегда с нею так, — объяснил Некрас Негубке, — ежели что не по ней, так сразу в слезы. И ведь знает, что виновата, а через слезы послабленья ждет... Кшить ты! — повернулся он снова к дочери. — Набралась овца репьев, так почто куды не велено лазить? Али с матерью мы тебя такому обхождению учили? Что девичьи думы изменчивы, про то я смолоду знал, да все думал, не про мою дочь говорено. Ан вишь, как оно обернулось. Выходит, и впрямь: бабий ум — перекати-поле... Будя реветь, встань! — сурово сдвинул брови отец.
По-прежнему прикрывая губы варежкой и подвы
вая, но теперь уже потише, Аринка поднялась с полу, но вдруг снова заголосила и пала матери на плечо.
— Куды, куды? — проговорила Проска, продолжая шуровать кочергой в печи.
— Хоть ты не брани меня, мамонька, — пискнула Аринка, — хоть ты пожалей!..
— За что ж тебя жалеть-то, — с неохотой оторвалась от печи Проска. — Не сама ли сладости себе искала? Чай, не мы с отцом блудили на огородах.
— И вовсе не блудила я, не блудила... — заливалась слезами Аринка, ерзая лицом по материному плечу.
— Да как же это? — отстранилась от нее Проска. — Коли Митяй тебе сужен был, а ты с другим миловалась — не блуд ли?
— Блуд, — кивнул Некрас, продолжая сидеть на лавке, опершись руками в раздвинутые колени. — Блуд. И другого названия греху этому нет.
Аринка провела кулаком под носом, прислонилась к стене и затихла. Отдуваясь от пара, Проска выхватила ухватом из огня горшок и поставила на стол.
Некрас задумчиво поскреб пятерней бороду. Сидя рядом с ним, Негубка молчал.
— А ты почто слова не выронишь? — вдруг обратился к нему хозяин. — Небось твово паробка вкруг
— Не обвела я его, — закричала дочь, — у нас и разговору такого не было, чтобы женихаться!
— Зато у нас был, — оборвал ее Некрас. — Скажи, Негубка.
Купец замялся, про себя подумал: «А ведь и впрямь, ни Аринке, ни Митяю воли своей мы не объявляли».
— Да что сказывать, — уклончиво начал он, прерывая свою речь тихим покашливанием. — Разговор у нас был, чего ж там. Да только молодых мы не спрашивали.
— Чего же их спрашивать-то? — удивился неразумному ответу своего дружка Некрас. — И так все вокруг знали. На те ж огороды бегала Аринка к Митяю. Вот и соседи...
— Про соседей и не говори, — оборвала мужа Проска, и глаза ее впервые зажглись живым блеском. — Соседи все уши прожужжали: когда да когда свадьба? Нынче что им скажу? Страм...
Она кольнула дочь быстрым взглядом и снова при
нялась деловито накрывать на стол: мису мужу, мису Негубке, мису себе, а дочери не поставила.
Аринка в который уже раз за вечер принялась хлюпать носом. Смекнула она: сегодня ей не ужинать — издавна повелся у матери такой обычай. Иного наказания она придумать не смогла.
За все время разговора Некрас так и не сменил позы: сидел на лавке, раскорячившись, и только руками то по пузу водил, то за ухом. Теперь был он озадачен странными словами, сказанными Негубкой. Жена не ко времени сбила его с толку, и он мучительно морщил лоб, пытаясь восстановить в памяти утерянную нить разговора.
— Вот и смекаю я, — наконец произнес Некрас, оживляясь, — вот и смекаю я, что спрашивать молодых — только баловать. А ты туды же, Негубка! Да как же не стыдно тебе такое при Аринке сказывать?
— Почто стыдно-то? — посмотрел на него с укором купец. — Не мы ли с тобою желали счастья молодым?
— Ну, мы, — насупясь, кивнул Некрас. — Почудился ему в вопросе дружка опасный подвох. Ухо навострил златокузнец — что еще скажет Негубка?
А Негубка вот что сказал:
— Ежели не по сердцу Аринке Митяй, то неволить ее не надо. Может, Мистиша ей люб?
— Ой, как люб-то, — перестав плакать, подала голос Аринка. Внимательно слушала она купца.
— Так-так, — сказал Некрас и пошлепал сапогами по полу, — так-так, — повторил он и похлопал руками по коленям. — Еще что скажешь, Негубка?
— А ничего не скажу, — отвечал купец. — Все, почитай, и сказано.
— Все ли? — прищурился Некрас.
— Как на духу.
— Лукавишь, купец.
— Окстись, Некрас! — возмутился Негубка. — Да что ты такое говоришь?
— А то и говорю, что лукавишь, купец, — еще тверже произнес златокузнец. — Сдается мне, что и раньше ты не хотел, чтобы брал Митяй за себя Аринку: не пара-де она ему.