Обаятельный гарем желает познакомиться
Шрифт:
…Глобус на столе, над которым величаво плыли проекции облаков. Если хорошо присмотреться – лучше с лупой – можно рассмотреть точки кораблей в океане. А еще можно приблизить какую-то местность – и разглядывать, как со спутника, в режиме онлайн.
…Часы с деревянной танцовщицей, которая выбегала, чтобы отбить каждый новый час крохотным молоточком. Но иногда она засыпала, ленилась или капризничала.
…Расшитые бисером тапочки-скороходы, которые много лет стоят на полке и неустанно нетерпеливо притопывают.
…Экспериментальный
…Еще более экспериментальный коврик-самолет. Пока в модели размером с носовой платок. Вообще-то он мирно лежит на полке и ждет, когда мастер о нем вспомнит, но стоит случайно произнести в разговоре слово “вперед” или, например, “вниз”, как модель ковра соскакивает со своего места и принимается исполнительно носиться в воздухе. Недоработанная модель, сетует Ирмаин.
Такими предметами здесь были заполнены все мыслимые и немыслимые поверхности. Здесь непрерывно что-то шебуршало, стучало, а то и разговаривало, но для увлеченного своим делом старика только здесь было по-настоящему спокойно.
– Ирмаин-ала, – я была само терпение. Все-таки я старалась на него не давить – Ирмаин и так позволяет мне ну очень много. И даже отчеты по расходам, по-моему, не особенно проверяет. Святой человек! И практически идеальный муж в наших условиях. – Если вы зарядите для нас уборочные артефакты, то мы с девочками сами пройдемся по всему дворцу и проследим за всем.
– Что?! По всему, кхм, дворцу?! Они?! – у моего бесценного супруга сделался такой вид, как будто я предложила впустить в его дом орду диких варваров.
– Сюда никто не зайдет! Клянусь! И мы… мы будем ходить только когда вы здесь!
– Ну… – старик вздохнул и сморщился с самым несчастным видом. – Совсем ты меня заморочила. Ладно! Я и забыл, зачем тебя звал. Сегодня с визитом прибудет великий визирь. Кажется, ему не понравились те изменения, что ты предложила к договорам на мои артефакты. Вот зачем ты его злишь? Так хорошо все было. Меня не трогали… сама будешь с ним объясняться. Я вообще не понял, о чем речь. И организуй… что там требуется.
– Он будет у нас останавливаться?
В Зенаиле нередко даже деловые визиты специально планируют на вечер – чтобы гость
Великий визирь Саид ай-Джариф – гость, которого хотели бы видеть под своей крышей многие. Хотя вот я бы с удовольствием от такой чести отказалась. Помню я, что он рассказывал о преимуществах зенаильских женщин.
– Возможно.
Оу… кажется, у моих девочек намечается дебют. И… мне срочно нужна Зарема! Надеюсь, она не удрала на очередное свидание?
*
– Это провал! Провал! Девочки не готовы! Прима пропала! Нас поднимут на смех! – Маруф трагически заламывал пухленькие ручки и страдал так картинно, что могло бы показаться, что он просто играет на публику.
Но я-то знала – он совершенно искренен. Просто привык драматизировать все, что касается его профессиональной сферы. А еще – в той среде, где он жил прежде, вести себя так, восклицать, картинно падать в обмороки и преувеличенно страдать считалось совершенно нормальным.
Маруф действительно родился в Зенаиле, был сыном невольницы и получил рабское клеймо с рождения. Вот только еще совсем мальчишкой его попросту проиграли в кости заезжему иностранцу.
Новый хозяин оказался главой театральной труппы, прибывшей в Аифал на гастроли. Что делать со своим новым приобретением, он совершенно не представлял, а потому просто отдал мальчишку своим актрисам и танцовщицам кордебалета – нянчиться. Нянчиться те, правда, не особенно-то и умели… После Маруф вместе с труппой уехал на родину своего нового хозяина – который хозяином, впрочем, вовсе себя и не считал.
Так и вышло, что Маруф буквально вырос на подмостках. В ранней юности и сам играл какие-то небольшие роли. Но настоящий талант у него оказался не к актерской игре, а к танцам. Увы, невысокий рост и не слишком удачное телосложение делали невозможной карьеру танцовщика-премьера. Зато учитель танцев и хореограф-постановщик из него вышел просто гениальный! Кордебалет под его руководством неизменно блистал и срывал море аплодисментов.
Вместе со своей труппой Маруф объездил полсвета и повидал, кажется, мир…
Вот только на самом деле театр и его служители – это такой отдельный маленький мирок. В нем бывают свои интриги, склоки и подковерные игры, но его обитатели, что называется, все “на одной волне”. И повсюду, куда бы ни приезжал, постановщик танцев общался исключительно с такими же творческими личностями слегка не от мира сего. И самой обычной жизни – попросту не знал. Обычные люди – они всегда были где-то там, по другую сторону сцены. В зрительном зале. И непременно – с цветами.
Свое рабское клеймо он с детства привык воспринимать как нечто вроде родинки. Жить же не мешает!