Обед в ресторане «Тоска по дому»
Шрифт:
— Залезай.
На ветровом стекле машины виднелось объявление: ПАССАЖИРОВ НЕ БЕРЕМ. Невероятно. Медленно, точно кто-то подталкивал его сзади, а он упирался, Люк залез в кабину, полную громкой музыки и мужского запаха кожи и пота, от этого сразу стало уютно и спокойно. Он захлопнул дверцу и устроился поудобнее. Водитель, небритый, с резким профилем, прищурился на светофор и спросил:
— Куда едешь, сынок?
— В Балтимор, Мэриленд, — сказал Люк.
— А родители знают?
— Само собой, — ответил Люк.
Водитель бросил на него быстрый взгляд.
— Мои родители… живут в Балтиморе, —
— Ну, тогда другое дело.
Грузовик тронулся с места. Они миновали торговый центр, где мать Люка покупала продукты. Над улицей раскачивался зеленый указатель с перечнем городов северного направления.
— Так вот, — сказал водитель, поправляя зеркало заднего обзора, — слушай: я могу довезти тебя только до Ричмонда, дальше я сворачиваю на запад.
— Порядок, — сказал Люк.
По правде говоря, он и представить себе не мог, что доберется в такую даль, до Ричмонда.
По радио Билли Суон исполнял песенку «Могу помочь». Водитель скрипучим голосом, фальшивя, тихо подпевал ему. Люк заметил, что он недавно причесал свои редкие седые волосы. В одной руке он держал незажженную сигарету. Ногти у него были толстые, с глубокими продольными бороздками — будто из желтого вельвета.
— Летом пятьдесят шестого года, — сказал водитель, — я проезжал по этой самой дороге вместе с женой. В то время я водил продуктовую машину фирмы «Сэйфуэй». И вдруг у жены начались роды. Всего восемь месяцев, и вдруг на тебе — роды! Бог ты мой! Никогда не забуду. Она говорит: «Клемент, боюсь, пришло время». Ну, я тогда молодой был, неопытный. Думал, дети рождаются раз, два — и готово. Думал, у нас ни минуты в запасе. И потом, знаешь, как говорят, семимесячные выживают, а восьмимесячные нет. Не знаю почему. Ну так вот, значит, нажал я на тормоз. А сам трясусь весь. Нога на тормозе так дрожит, что машина петляет по шоссе. Видишь вон тот указатель? Со стрелой направо? С надписью «Больница»? Так вот, туда я ее и отвез. По той самой дороге. И теперь, как проезжаю это место, всегда вспоминаю.
Люк вежливо посмотрел на указатель «Больница» и, когда они проехали мимо, еще раз оглянулся на него. Это было самое большее, что он мог сделать в ответ на слова водителя.
— Роды продолжались тридцать два часа, — сказал тот. — Фирма решила, что я угнал машину.
— Ясно, — сказал Люк. — Но ведь ребенок родился нормальный?
— Точно, — отозвался водитель. — Пять фунтов. Мы назвали ее Лиза Мишель. — Он помолчал с минуту и добавил: — А потом она умерла.
Люк кашлянул.
— Сейчас это называется «скоропостижная смерть младенцев», — сказал водитель и обогнал трейлер. — Слыхал когда-нибудь про такое?
— Нет, никогда.
— Умерла внезапно. Ей было шесть месяцев. Единственная радость в моей жизни. И такая шустрая. А как любила меня! Приду, бывало, домой, а она, как увидит меня, так и молотит и руками и ногами как заводная. А потом взяла и умерла.
— Жалко, — посочувствовал Люк.
— Теперь у меня другие, — сказал водитель. — Хочешь посмотреть? Опусти козырек.
Люк опустил козырек. Розовой пластмассовой прищепкой к нему была прицеплена цветная фотография: две невзрачные девочки в новых накрахмаленных платьях, сразу видно — снимок сделан в пасхальное воскресенье.
— Младшая примерно твоего
Женский голос по радио рекламировал «шевроле». Водитель переключил программу, и кабина заполнилась голосом Барбры Стрейзанд, которая, как всегда, выпендривалась.
— Ты бы послушал мою жену! — продолжал водитель. — Потрясающая штука. Она любит этих детей так же, как и первую. Будто начала все сначала. Прямо в голове не укладывается, как ничего не было. Смотрю — и не верится. «Дотти, — говорю, — неужели ты все забыла? Как ты можешь так жить, Дотти?» Сам-то я не сумел забыть, не сумел остаться таким, как раньше. Проезжаю мимо этой дороги на больницу, и мнится, если я сверну на нее, все возвратится на свои места и будет как было: Дотти снова будет держать меня за руку, а Лиза Мишель вот-вот родится.
Люк потер ладони о джинсы.
— Что-то я разговорился, — сказал водитель, — ты небось думаешь: вот болтун.
И всю остальную дорогу он молчал, насвистывая сквозь зубы, когда по радио передавали знакомые мелодии.
Он расстался с Люком возле Ричмонда. Специально проехал подальше, чтобы довезти Люка до съезда с шоссе, как раз у заправочной станции и кафе.
— Подожди тут. Кто-нибудь тебя непременно подберет. Здесь все равно снижают скорость, и остановиться ничего не стоит… — Он поднял на прощание руку и уехал.
Издали его машина стала похожа на яркую распластанную игрушку. И Люку показалось, будто водитель увез с собой что-то важное — дух скорости и уверенности. Вокруг стало как-то… Что он, Люк, здесь делает? Что он придумал? Он как бы увидел себя со стороны — одинокая фигура на дороге, под палящими лучами белого солнца, с неумело задранным вверх большим пальцем, посреди огромного незнакомого мира. Он даже не представлял себе, сколько еще надо ехать (он никогда не был силен в географии). И хотя было очень жарко — самый знойный послеполуденный час, — он жалел, что не захватил с собой ветровку. А еще жалел, что оставил дома бумажник, — не столько из-за денег (их там было немного), сколько из-за карточки в кармашке за прозрачной слюдяной прокладкой, удостоверяющей его личность. Если его убьют на этой дороге — как узнают, кого надо известить об этом? Интересно, если он застрянет здесь без крыши над головой, без родителей, что же, ему так и придется носить эти металлические штуки для исправления зубов до самой смерти? Он вообразил себя стариком, который старается не очень широко улыбаться, чтобы скрыть пластинки во рту.
И вдруг рядом затормозила старомодная машина; открылась дверца.
— Тебя подвезти? — спросил водитель.
Маленький белобрысый мальчишка подпрыгивал на заднем сиденье и звал его:
— Давай, давай! Залезай, поедем с нами!
Люк забрался в машину. Водитель — загорелый мужчина в джинсах, с глубокими морщинами вокруг глаз — с улыбкой представился:
— Дэн Смоллетт. А это Сэмми.
— Меня зовут Люк.
— Мы едем в столицу, в Вашингтон. Подойдет?