Объединенная нация. Феномен Белорусии
Шрифт:
Антинацизм белорусов выводит белорусскую культуру за рамки культуры крестьянской, локальной, противопоставляющей себя лишь соседям, готовой удовлетвориться мифами о своей истории и литературой на национальном языке. Последовательный антинацизм программирует осмысление белорусами истории и своего места в ней сквозь ценности большие, нежели примитивный корпоративизм, свойственный националистическим идеологиям, распространенным в Восточной Европе.
Конфликт между национальным «возрождением» 90-х годов и советской белорусской культурой был, помимо прочего, конфликтом между обычным восточноевропейским провинциальным языковым национализмом и культурой, вырвавшейся за рамки
Сверхиндустриализация дала белорусской культуре материальную мощь вырваться за рамки восточноевропейской культурной «клетки». Сохранение крупной промышленности Беларусью означает сохранение белорусами преемственности по отношению к своей советской культурной традиции. И напротив, белорусский европейского толка национализм непременно настроен на уничтожение самого фундамента белорусской советской идентичности в виде крупных заводов, технократического мышления и почти эсхатологического антинацизма. Увы, примирение между белорусским национализмом и сильной, националистичной в отстаивании интересов своей страны белорусской властью в нынешнюю эпоху белорусской истории невозможно.
Советская белорусская идентичность – уникальное явление для Восточной Европы. Обычно местные национальные культуры развивались как культуры, противостоявшие России/СССР, во всяком случае манифестировавшие такое противостояние. Антинацизм и советская культурная традиция выводят белорусов на глобальный уровень осмысления своих культурных приоритетов и ценностей, выводят за рамки регионального мышления и вообще за рамки региона.
Белорусский вирус для России
Происходящее ныне сближение между Беларусью и Россией вновь раскрепощает протестантский очаг в Юго-Западной Беларуси для миссонерской деятельности в России. Об этом факторе в белорусско-российских отношениях часто забывают. А ведь к моменту окончательного присоединения Западной Беларуси к СССР в 1944 году протестанты на востоке были уже 15 лет как почти полностью физически уничтожены или досиживали свое в тюрьмах и лагерях. Лишь в Западной Беларуси и на Украине протестантские очаги еще продолжали существовать.
К моменту распада СССР советская баптистская община (в нее, впрочем, автоматически включали при подсчетах и остальные протестантские деноминации) считалась самой крупной в Европе. В ней было, по разным подсчетам, от 400 до 800 тыс. верующих, и в очень большой степени это были скрытые евангелисты. Не секрет и то, откуда они взялись, – полесские протестанты, сохранившие организационный и людской потенциал в послевоенных лагерях и ссылках, в ходе миссионерской деятельности на просторах СССР сливались с остатками российского протестантизма и разносили свою веру по огромной стране. Советское государство не смогло остановить рост единственной конфессиональной группы – протестантов.
Сегодня средняя западнобелорусская община, существовавшая до 1939 года, имеет порядка 30–40 дочерных общин, созданных ее членами в Восточной Беларуси и Восточной Украине, Казахстане и Средней Азии, Сибири, даже в Туве на границе с Монголией. «Единение» с Россией рискует раскрепостить протестантов, вставших на ноги за годы независимости Беларуси, позволит им вновь двинуться на Россию и наконец заменить в России многочисленных американских и корейских проповедников.
Положение вещей
По состоянию на 1 января 2005 года в Беларуси зарегистрировано 1315 православных общин (1092 храма), на втором месте протестанты – 983, среди которых только ХВЕ – 482, обошедшая по этому показателю вторую по «историчности» римско-католическую церковь, представлена 433 общинами. Нельзя забывать и то, что, как правило, протестанты характеризуются гораздо большей активностью и актуализацией исповедования своей веры, то есть, проще говоря, «воцерковлены». Таковыми являются если не 90 %, то никак не меньше половины общего числа причисляющих себя к этому направлению христианства. Аналогичный показатель в православной среде не превышает 1 %. Весьма значительная часть из числа «исторически исповедующих православие» попадает под ту категорию, к которой относит себя и глава государства, – «православные атеисты». Близкая к этому ситуация и в католической церкви. Естественно, такая ситуация не может не оказывать парализующего действия на «исторические церкви». Положение усугубляется и тем, что конфессиональная самоидентификация как «православного» или «католика» очень часто играет роль своего рода «бренда», указывающего на определенную национальную и даже политическую направленность.
Наблюдается вполне понятная прогрессирующая тенденция – чем более «расцерковлено» религиозное сообщество, тем легче оно позволяет себе числить в своих рядах случайных людей, что, в свою очередь, еще больше расцерковляет его.
Вероотступничество выражается в том, что от имени Церкви позволяется говорить и действовать чуждым и даже враждебным к ней людям. При этом «церковные люди» это варварство склонны от души приветствовать как некую милость, как знак «возросшего авторитета церкви». При этом у «внешних» по отношению к церкви людей культивируется совершенно ложное ощущение, что «церковники наращивают влияние» и вот-вот «заставят молиться». Таким образом, церковь оказывается в двойном проигрыше – она выхолащивается изнутри и настраивает настороженность снаружи.
В этом смысле показательна история с принятием нового закона «О свободе совести и религиозных организациях». Многим показалось, что это уж точно «милость». В законе провозглашается особенная роль православия, а за ним и других «исторических» религий. Интересно, что среди протестантских деноминаций «историчный» статус придан наименее влиятельной и «разбавленной» – лютеранству. Прочее протестантство, несмотря на то что оно по общественной значимости уже на равных конкурирует и с православием, и с католичеством (а возможно, и поэтому), не удостоилось упоминания среди конфессий, «сыгравших историческую роль».
Вольно или невольно такими актами укрепляется всякого рода «религиозный атеизм» и поверхностное восприятие религии как своего рода «культурного» феномена, в котором важны только «традиции», под маркой которых часто культивируются откровенные предрассудки и языческие ритуалы. Церковь буквально разлагается изнутри.
Может показаться, что хоть в чем-то, но, например, православная церковь выиграла – с государством заключено общее «рамочное» соглашение и еще 14 различных программ сотрудничества с ведомствами и министерствами – от силовых до образования и даже туризма и спорта. Некоторые из этих программ завершаются уже в 2005 году. Но реальных плодов «сотрудничества» не видно. Более того, в некоторых сферах, связанных с идеологией (образовании, например), религиозное влияние становится все более «неуместным», поскольку даже в самом урезанном виде не вписывается в активно реанимируемые советские схемы идеологизации воспитания.