Обещания и Гранаты
Шрифт:
— Правда? — Ее брови приподнимаются, и она кивает на прямоугольник, который отметила палкой. — Ты знаешь что-нибудь о посадке цветов?
— Я ассистировал при успешном тройном обходе во время ординатуры и зашил больше открытых ран, чем ты, вероятно, когда-либо увидишь в своей жизни. Уверен, что смогу справиться с растениями.
Оставив их вдвоем снаружи, я возвращаюсь в Асфодель и сажусь на корточки в библиотеке, пытаясь избавиться от странного чувства, скручивающегося в животе. Это не совсем болезненно —
Открутив бутылку виски пятидесятилетней выдержки, я наливаю три пальца в стакан, беру первую попавшуюся книгу и плюхаюсь в одно из двух кожаных кресел перед потухшим камином.
Открывая книгу, я балансирую ею на колене, мои глаза прикованы к странице, фактически не читая. Сердце учащенно бьется, испытывая отвращение к тому, как мой желудок горит от осознания, пытаясь игнорировать тот факт, что Риччи снова сыграл со мной.
Потому что вот к чему все это сводится; если бы не дружеское руководство и обещание роскоши, которое Рафаэль дал, когда мы встретились, вся моя жизнь, скорее всего, была бы другой.
У меня может быть шанс наладить отношения с моей сестрой.
Возможно, я бы женился по любви, а не потому, что мне нужна королева на моей стороне доски.
Возможно, у меня все еще будет медицинская карьера, о которой мечтала моя мать, и я никогда не буду чувствовать, что мне нужно отказаться от нее, чтобы компенсировать все те жизни, которые я оборвал.
Несколько минут спустя дверь библиотеки со скрипом открывается, и Елена проскальзывает внутрь. Она закрывает нас вместе, на цыпочках подходит и встает прямо передо мной.
— Ты в порядке? Снаружи ты казался… напряженным. — Она бросает взгляд на корешок моей книги, съеживаясь. — О-о, Дориан Грей? Я знаю, что у тебя есть некоторый опыт, но, честно говоря, тридцать два года в наши дни — это молодость. Самому старому мужчине в мире сто пятнадцать, ты знал? У тебя еще есть время.
Захлопнув книгу с щелчком, я бросаю ее на край стола и хватаю одной рукой Елену за запястье притягивая к себе на кресло. Она визжит, устраиваясь так, чтобы оседлать меня на коленях, ее киска красиво сидит на моем члене.
Он немедленно твердеет под ней, готовый к следующему наполнению.
— Неужели самый старый человек в мире действительно так стар? — спрашиваю я, скользя носом по ее подбородку.
Дрожа, она пожимает плечами, обнимает меня за шею и прижимается ко мне.
— Я понятия не имею, но это отвлекло тебя от твоего страха, верно?
Отстраняясь ровно настолько, чтобы заглянуть глубоко в ее глаза, я выдыхаю, слегка качая головой.
— Ты отвлекла меня. Похоже, у тебя к этому врожденный талант.
— Эх. — Ухмыляясь, Елена наклоняется, проводит кончиком языка по раковине моего уха, затем покусывает мочку. — Хорошо, позволь мне загладить свою вину.
Ее рука опускается с моей шеи, скользит вниз по груди, прежде чем нырнуть за пояс моих брюк; она сгибает локоть, обхватывая пальцами мою растущую эрекцию так крепко, как только может, поглаживая подушечкой большого пальца блестящий кончик.
Откинув голову назад, я глубоко вздыхаю, мой стресс превращается в надвигающийся оргазм, когда кровь устремляется на юг.
— Кое-кто уже готов, — шепчет она, поглаживая мою разгоряченную плоть. Наклонившись, она расстегивает ширинку, пытаясь вытащить меня, и приподнимается.
— Всегда, — я стискиваю зубы, подтягивая ее платье к верхней части бедер, сжимая материал, чтобы он оставался на месте. Издаю гортанный рык, когда ее киска обнажается передо мной, блестя, как пропитанный росой лепесток розы. — Боже, малышка. Ты когда-нибудь носишь трусики?
Она ухмыляется, берет меня в руку и выстраивает нас в ряд.
— Нет, и теперь я определенно никогда этого не сделаю.
Медленно опускаясь, она берет меня дюйм за дюймом, пока ее задница не упирается в верхнюю часть моих бедер. Резко задыхаясь, когда походу до конца, она сглатывает, ее рука взлетает, чтобы запутаться в моих волосах.
Вращая бедрами, она осторожно скользит вверх и вниз, как будто не совсем уверена, что делать, и меня снова поражает, что она совершенно неопытна, что дает мне целый ряд других проблем, о которых нужно беспокоиться.
Но так трудно переживать, когда она ощущается как в раю на гребаной земле. Как богиня, спускающаяся только для того, чтобы спасти мою несчастную душу от проклятия.
— Мне жаль, — бормочет она, и слабый румянец заливает ее красивые щеки.
— Господи, за что ты извиняешься? — Я едва могу выдавить из себя слова, ее киска сжимает меня так крепко, что я вижу звезды. Мои руки сжимаются на ее бедрах, готовясь.
— Я… это все ново для меня, и я не хочу все испортить.
— Ты не сможешь, — говорю я, кусая губу, когда она начинает давить сильнее, очевидно, находя то место, которое заставляет ее тело петь. — Продолжай в том же духе, и я собираюсь кончить в тебя, прежде чем буду готов.
— О, черт, — мяукает она, выгибая спину, ее внутренние стенки трепещут. — Ты так говоришь… как будто это должно быть плохо, но звучит… действительно хорошо для меня.
— Моей распутной маленькой жене нравится заставлять меня терять контроль, а?
Кивнув, ее рука находит одну из моих, поднимает и обхватывает вокруг шеи, вращение ее бедер против часовой стрелки притягивает электричество к моим яйцам. Они сжимаются, мой оргазм проносится через меня, и я сжимаю ее шею, одновременно сжимается ее киска, не в силах больше сдерживаться.