Обещания и Гранаты

Миллер Сав Р.

И я понимаю, когда она его откидывает, открывая пропитанную кровью рубашку под ним, что она не шмыгала носом — она чувствовала его запах.

Волна возбуждения пробегает по моему позвоночнику, поражая меня, как удар молнии, опаляя кости. Возможно, в конце концов, она не совсем добыча.

Возможно, моя маленькая Персефона действительно достойна своей судьбы.

Она смотрит на рану, изогнутая рукоятка моего ножа все еще торчит из этого места, и слегка качает головой.

— Страховка.

— Что?

Накладывая

пиджак поверх этого места, она слегка пожимает плечами.

— Страховка, верно? Колотая рана? На случай, если что-то еще, что ты с ним сделал, не сработает.

Мой рот приоткрывается, чтобы опровергнуть ее утверждение, необходимость дистанцироваться от преступления — вторая натура в этот момент, но я этого не делаю. Нет никакой причины, если она уже знает, что это моих рук дело.

Часть меня — больная, встревоженная часть, которую я запихиваю в тайники своего мозга, — все равно хочет, чтобы она знала.

Хочет, чтобы она увидела, на что я способен, и что происходит с теми, кто бросает мне вызов.

Решение Матео провести эту свадьбу, даже когда я сказал ему найти выход несколько недель назад, было окончательным поступком. И так как я не мог позволить ему разрушить весь мой план, мне нужно было исключить его из уравнения.

Обычно я не так груб и небрежен в своих действиях; Мне нравится тратить свое время на изучение нюансов человека, на то, что заставляет его тикать, что не дает ему спать по ночам. Но его существование стало угрозой, и поэтому его нужно было устранить.

Я сожалею только о том, что не позволил ей участвовать в первоначальном отравлении.

Глубоко вздохнув, Елена вздергивает подбородок, поворачиваясь ко мне лицом. В отличие от большинства людей, которых я встречаю, у Елены никогда не было проблем с зрительным контактом. Она встречается со мной взглядом, как будто знает, что это именно то, чего я хочу, и не может не дать мне этого.

Я могу только надеяться, что через несколько мгновений она будет такой же податливой.

Она смотрит на меня так, словно видит под холодной, прогнившей внешностью расплавленное нутро; я двигаюсь вперед, мое тело становится объектом, пойманным в ее магнитное поле, теряясь в ее тепле.

Золотые радужки блестят, как расплавленная роскошь, и моя рука поднимается сама по себе, дотягиваясь до кончиков ее волос шоколадного цвета.

— Почему? — спрашивает она, и в этом единственном слове нет ни капли эмоций.

Это заставляет меня остановиться, мои пальцы едва касаются ее, когда падают обратно на мою сторону.

— Почему бы и нет?

— Это очень эгоистичный подход.

Мои брови удивленно выгибаются.

— Что заставило тебя подумать, что я совсем не такой?

Она усмехается, складывая руки на груди и засовывая ладони под мышки.

— Принимаю желаемое за действительное, я полагаю.

Позади нас медленно открывается дверь в спальню Матео, и в комнату просовывается голова моей сотрудницы со светло-клубничной головой. Марселин оглядывается вокруг своими широко раскрытыми голубыми глазами, затем проскальзывает внутрь со спортивной сумкой, перекинутой через плечо, и закрывает ее, когда подходит.

Взгляд Елены цепляется за фигуру моей экономки, когда та протягивает мне сумку, пылая безудержной яростью, хотя Марселин не смотрит дальше моей ключицы. Елена наблюдает, как бледные пальцы Марселины касаются моих, гнев волнами исходит от ее гибкого тела, восхитительно опьяняющий.

Ревность — это не то качество, которое я обычно ищу в женщине, но ее наличие в богине весны, стоящей передо мной, подобно свежей почве, готовой для того, чтобы я мог зарыться и пустить корни.

Это основа порочности, эта зеленая эмоция, и я планирую использовать ее, чтобы построить нас из ее обломков.

— Марселин, — медленно произношу я, когда моя экономка отступает.

Она делает паузу, нахмурив брови, вероятно, задаваясь вопросом, не собираюсь ли я дать ей еще одно задание сверх ее уровня оплаты. Я делаю мысленную пометку предложить ей премию и отпуск, зная, что и так слишком сильно ее втянул.

Но я понял, что лояльность — это небольшая цена, которую приходится платить за некоторых людей.

Вот как я попал в эту переделку в первую очередь.

Расстегивая сумку, лезу внутрь и начинаю вытаскивать оборудование для уборки, устанавливая его у кровати Матео. Сначала вытаскиваю нож из его груди, медленно извлекая его, чтобы не разбрызгать кровь, все еще льющуюся из его груди. Она опорожняется последним всплеском, выливаясь из раны на мраморный пол, и я проклинаю себя за то, что заранее не накрыл его пластиковым брезентом.

Носовым платком я протираю лезвие, затем легкомысленно жестикулирую в сторону Елены.

— Вы знакомы с моей будущей женой? — спрашиваю я Марселин,

наслаждаясь последовавшей за этим резкой тишиной.

Это то, что я изо всех сил стараюсь создать то, что рассекает воздух, как хлыст.

Наклоняясь, я вытираю кровь больничным чистящим раствором и одноразовыми полотенцами, затем бросаю их в мусорную корзину. Одним пальцем закрываю веки Матео, затем натягиваю одеяло до подбородка, подтягивая его по бокам.

Если бы вы не знали, а запах чистящего раствора перекрывал вонь в комнате, вы бы никогда не поняли, что он мертв.

— Прости. — Елена первая оправилась от моего утверждения. — Твоя

кто?

Как по команде, дверь спальни снова открывается, входит Рафаэль с лысым священником на буксире. Он прижимает Библию к груди и лучезарно улыбается Елене, когда видит ее, окидывая взглядом ее платье.

Я бросаю взгляд на Марселин.

— Есть ли шанс, что у нас есть что-то еще, что она может надеть?