Обещанная демону
Шрифт:
«Да это же Эрвин их послал вслед за мной! – сообразила Элиза. – Господь всемогущий, Эрвин сейчас и сам явится, и тогда эти двое – он и Артур, – подерутся, и, чего доброго, убьют друг друга! Что ж ты за глупый хвастун такой, Артур Эйбрамсон! Фанфарон! Распустил хвост, как павлин!»
– Быстрее, быстрее! – кричала Элиза, глядя, как собаки несутся уже совсем рядом, огрызаясь на кучера, охаживающего хлыстом и взмыленных лошадей, и собак, подобравшихся слишком близко.
– Я спасу нас всех! – прокричал Артур, стаскивая свой нарядный костюм и оставаясь в одной рубашке. – Я спасу!..
– Артур! – только и успела взвизгнуть
«Этого еще не хватало!» – в отчаянье подумала Элиза. Раскрытая дверца хлопала на ходу, а там, за стенами кареты, было слышно, как Артур, вопя, отстреливает преследующих их собак магическими вспышками, срывающимися с кончика его волшебной палочки.
Синие собачьи глаза сверкали за распахнутой дверцей. Элиза видела, как остроухий пес, несущийся рядом, заглядывает в карету, смотрит на нее, словно вопрошая – ну? Спасать-то тебя надо?
«Этот Артур просто дурак! – уже с долей раздражения подумала Элиза. – Погубит себя, и меня заодно, когда карета перевернется!»
Карету снова тряхнуло, и в бок Элизе внезапно ткнулось что-то твердое, длинное. Удивленная, она сунула руку в карман и ахнула: наконечник копья, прорвав ее одежду, теперь стал целым копьем. С трудом Элиза вытащила его, портя одежду, и вскоре в руке ее было грозное оружие, тонкое белое древко с острым, длинным наконечником.
«И как мне это поможет? – лихорадочно соображала Элиза. – Бить собак? Но они не нападают на меня… зачем же они тогда гонятся?! За кем они гонятся?!»
Артур на крыше все еще воевал; словно царь горы, он отстреливался от преследователей, и, кажется, это могло длиться бесконечно. А карета меж тем неслась все дальше и дальше по страшному Вечному Лесу, в самую его чащу, все дальше от города...
«Достаточно приключений!» – подумала Элиза с раздражением. Она высунулась в окно – ветер тотчас вцепился ей в волосы, темная лесная зелень слилась в одно мрачное полотно. Собаки, увидав у нее в руках белое копье, немного поотстали, будто почтительно уступали ей право действовать. Элиза лишь махнула им, и неведомая сила, будто расческа в волосах, провела в лесной глуши светлую прямую дорогу, по которой карета выкатилась в город буквально через пару минут. Собаки отстали, оставшись в темноте леса. Все стихло.
Кони, храпя, неслись по мостовой, но уже медленнее. Страх и кнут не гнали больше их. Элиза, переведя дух, упала на сидение, и ее копье снова стало маленьким перламутровым наконечником, который она понадежнее упрятала в другой карман. Артур на крыше кареты торжествовал победу, хотя, признаться, ему, кажется, не удалось поразить ни единой цели.
«Что ж, – философски подумала Элиза, – он, по крайней мере, попытался. Хотя это было бесконечно глупо с его стороны – решиться ехать по лесу…»
– Они отстали! – кричал Артур радостно. – Отец, ты видел?! Они отстали! У меня получилось!
«У тебя!» – фыркнула насмешливо Элиза.
– Ты спас нас всех, мальчик мой, – прокричал в ответ отец. Голос его неподдельно дрожал от страха и радости. – Ты спас нас!..
– Но не всех, – вдруг промолвил Артур, и оба они смолкли, потрясенные потерей.
«Что! – в ужасе подумала Элиза. – Кто?! Кто погиб?!»
Карета пошла тише, тише, и, наконец, встала. Но еще до того, как она окончательно остановилась, Элиза буквально выпрыгнула на мостовую, и Артур в изодранной батистовой рубашке оказался рядом с ней. Позади, на запятках кареты, уцепившись ссохшимися руками, скрючился тот, кто еще совсем недавно был лакеем. Его одежда была цела, и укусов как будто не было заметно. Но сам он походил на ссохшуюся мумию, и рот на его потемневшем усохшем лице был раззявлен до ушей, будто мертвеца нечто насмешило аж до смерти. С его тела свисали какие-то полупрозрачные нити и лоскуты, с каждым мигом все больше растворяющиеся в воздухе. Элизе казалось, что она слышит печальные стенающие голоса, очень похожие на те, с какими разлетались частицы душ, украденных ведьмой.
Это странное волшебство очень походило на то, будто на покойном был надет какой-то защитный чехол из обрывков этих душ, и собаки его разорвали и истрепали, отчего бедняга и преставился.
– Бедняга Антуан, – произнес старик трясущимися, побелевшими от страха губами. – Они все-таки настигли его!..
– Ты мог бы и побыстрее гнать! – вспыхнул Артур. – Если бы мы раньше вывернули на эту дорогу…
– На какую дорогу? – окрысился старик. – Нет там никакой дороги, и быть не могло! Лошади сами вынесли нас туда, в этот просвет! Деревья, что ли, вырубили…
Пока Артур с отцом ругались, Элиза ускользнула от них, тем более что дорога, которую она сама наколдовала, вынесла ее почти к дому. Оставалось пройти всего ничего, и девушка оказалась на пороге родного гнезда. Признаться, она с тревогой открывала двери, с тревогой пробиралась по пустому холлу, прислушиваясь. Она не ночевала дома! Слыханное ли дело!
Она ожидала чего угодно, от гневной брани до пощечин. Отец был строг и в гневе несдержанный.
Но ничего этого не произошло. Открыв двери и проскользнув в холл, Элиза поразилась тому, какая странная, гнетущая, пугающая пустота стоит внутри дома.
– Что случилось?! – крикнула Элиза вместо приветствия. Ей стало отчего-то очень-очень страшно, будто за одну ночь весь ее привычный мир изменился и превратился в какой-то другой.
Но девушке никто не ответил; слуги все попрятались и не смели высунуться без разрешения. Впрочем, их никто и не звал. Хозяин, который должен был раздавать им приказания, будто забыл о том, что надо есть и пить, куда-то ходить и чем-то заниматься. С замиранием сердца Элиза шла по родному дому, пока, наконец, не услышала смех в библиотеке.
– Папа? – позвала Элиза, но ей никто не ответил.
Причину его веселости она узнала довольно быстро, лишь только появившись на пороге.
Ее отец, маркиз Ладингтон, которого все окружающие знали как сдержанного, холодного и отстраненного человека, сейчас, распаленный, с безумно горящими глазами, в растерзанной одежде, сидел за столом и хохотал, увлеченный какой-то нехитрой карточной игрой.
Элиза ступила ближе. В свете догорающих оплывших свечей она увидела, что глаза у отца красны, словно от недосыпания, а одежда в полнейшем беспорядке, будто он одевался поспешно. Наверное, он спешил отправиться на ее поиски, когда вечером она не вернулась домой, но что-то остановило его. Что-то маленькое, золотое, поблескивающее теперь на его сухом тонком пальце. Вспыхивающее алой капелькой прозрачного янтарика.