Обещанная демону
Шрифт:
Она закрыла глаза, обняла Эрвина за шею и даже задержала дыхание, когда он взял ее, толкаясь в ее тело неспешно, но глубоко, проникая до самых чувствительных точек в ее теле, замирая и заставляя ее трепетать, нанизанную на его член. Элиза чувствовала себя распятой, покоренной, не властной над собой. Проникновения в ее тело дарили ей восхитительное чувство почти рабской покорности. Ее собственное тело не принадлежало ей; оно только Эрвина. И только он будет решать, сколько его ласкать. До пресыщения. До изнеможения. До агонии удовольствия.
– Еще, – шепчет Элиза, растворившись в ласке. Наслаждение снова наполняет ее тело неспешно, но полно, вместе с глубоким осторожным проникновением. Элиза бессильно уронила руки, захлебываясь собственным дыханием и стонами.
– Еще, еще!
Удовольствие омыло ее, как океан, наполнило ее тело горячей пульсацией. Элиза стонет протяжно и беспомощно, расставляя ноги шире, принимая Эрвина все податливее и охотнее. Она отчаянно цапает ноготками его мощную спину, оставляет длинные красные полосы на его влажной коже, приникает к нему и трясется, как лист на ветру. Напрягая все свое тело, она потушила в себе невыразимое наслаждение и всхлипнула, погружаясь в него с новым неторопливым толчком члена в свое тело.
Страсть пролилась горячими вином в ее сердце, страсть охватила все ее существо, заставила кричать и извиваться под неспешно движущимся Эрвином, ласкающим ее так сильно, так глубоко, так полно. Элиза старается сама двигаться быстрее, чтобы приблизить развязку, но Эрвин ухватил ее за бедра, подчиняет себе и своим неспешным движениям. Элиза заскулила, закусив губы, ощущая каждый миллиметр движущегося в ней члена. Неспешно, но сильно и глубоко. Нежно, но настойчиво. Ритмично и размеренно, приближая удовольствие. Все ближе, ближе, ближе…
Член Эрвина скользил на самом чувствительном месте, на узком входе, растягивая нежные ткани, и Элиза закричала, зарычала, словно тигрица, выдыхая свое наслаждение, когда оно накатилось на нее душной волной, сжав ее тело спазмами и заставляя девушку биться и изгибаться на члене Эрвина.
Он вошел в нее в последнем толчке глубоко и излился там, но Элизе мало этого. Она терлась об мужчину, словно кошка, она цапала его ноготками, она целовала его губы – порывисто, хаотично, – и затихла, наконец, крепко обхватив Эрвина ногами, чуть двигаясь, словно ее укачивают волны, ощущая в себе его семя.
После они лежали на истерзанной кровати, уставшие, разгоряченные, и обменивались неторопливым, нежными и сладкими поцелуями.
– Почему ты не дождалась меня? Почему ушла? Ведь это опасно.
– Первый проводил меня.
– Первый?!
Эрвин, который до сих пор лежал, вытянувшись во весь свой исполинский рост, и поглаживал горячее плечико Элизы, вдруг подскочил, словно она сообщила ему о войне, и уставился на нее. В глазах его плавал страх.
– Нужно было догадаться! – прошептал он. – Первый!.. он не упустил бы своего шанса, никогда! Что он сказал тебе? О чем ты говорила с ним?
– Обо всем, – твердо ответила Элиза, усевшись в постели и без страха глядя в сапфировые глаза любовника. – Он мне все рассказал.
– Что – все?
– О Четырнадцатом. О мести за него. О том, что ты ищешь артефакт, украденный у него. И о том, что винишь его, Первого, в смерти Четырнадцатого.
– Какая откровенность! С чего бы?! – со смехом вскричал Эрвин, подскочив с постели. Его расслабленности как ни бывало. Темная сила, клубясь, налетела на него, одевая в черные, с сапфирами, одежды. Из темных углов, поблескивая умными глазами, выступили черные собаки в драгоценных ошейниках.
– Что он попросил у тебя взамен? – очень тихо и очень яростно спросил Эрвин, глядя на Элизу так, что ей захотелось провалиться сквозь землю. – Что? Не говори, что ничего. Первый не из тех, кто умеет быть бескорыстным. Он во всем ищет свою выгоду. Он слишком хитер. Итак?..
– Он просил помочь ему с помощью артефакта Четырнадцатого…
– Но это невозможно! Невозможно! – взорвался Эрвин. Его голос загрохотал громом, за окном сверкнули молнии и ливень лизнул стекло мутной волной. – И он знает это!
– Что это за артефакт такой? – изумилась Элиза.
– Это сердце Четырнадцатого, – в муке выкрикнул Эрвин. – Негодяй вырвал у него безупречное хрустальное сердце и вставил в свою грудь! Попробуй, отыщи его! Он живое; оно бьется. Как ты найдешь его? Сможешь вырвать сердце у живого человека?! Первый просто обманул тебя! Что еще он просил? Кровь? Ночные Охотники отыскали тебя по ее запаху. Ею пропах весь лес. Каждое дерево. Это он ранил тебя? Первый?
– Нет, я сама порезалась, – ответила Элиза. Однако ей вдруг подумалось, что порезалась-то она об вещь, которую ей Первый всучил. Не для того ли, чтобы Ночные Охотники ее чуяли и приглядывали за ней?..
– Я оторву ему голову, – прорычал Эрвин, щелчками пальцев подзывая собак. Боже, как их было много! Кажется, весь дом наполнился цокотом собачьих когтей по полу! – Положу в сундук и продам негодяям за пятак!
– Эрвин, он не причинил мне никакого вреда, – пыталась уверить его Элиза. – И нисколько не обманывал меня!
– Даже не пытайся защитить его, – холодно ответил Эрвин. – Он не уйдет от моего гнева.
Собаки собрались вокруг хозяина, глядя на него преданными глазами, вытягивая острые морды и потявкивая от нетерпения.
– Сторожите ее, – велел Эрвин. – Всякого хорька, что попытается сюда проникнуть и превратиться в человека, душить.
– Прошу тебя, – произнесла Элиза, сообразив, что Эрвин хочет уйти. – Не нужно сердиться! Не уходи! Эрвин!
Но тот не слушал. Тьма, пронизываемая синими молниями, окутала его, на миг развернулись черные огромные вороновы крылья, всплеснули – и никого не стало, кроме псов.
***
…Своим молниеносным появлением Эрвин сшиб Первого со стула, тот покатился кубарем по полу, закрывая лицо руками от секущего ветра, поднятого черными крыльями.