Обет молчания

Карр Филиппа

— Жаль, что у нее нет своих детей, — прибавила она. — Ее жизнь сложилась бы совершенно иначе.

Мы сделали жизнь тети Селесты интересней, и, по правде говоря, несмотря на нежелание расставаться с родителями, я не могла сдержать радостное волнение при мысли о будущем, и примешивающиеся к нему опасения ни в малейшей степени не вредили этому. Я видела, что и Аннабелинда чувствует нечто подобное.

Переночевав в Валансьене, мы на поезде пересекли границу Бельгии. Герцогиня тоже присоединилась к нам. Поездка до Монса не заняла много времени, и скоро мы

уже катили, в экипаже, преодолевая несколько миль от станции до школы.

Мы остановились возле большой сторожки у ворот. За ней я не видела ничего, кроме сосен. На стене из серого камня, тянувшейся, казалось, на протяжении многих миль, красовалась выкрашенная в белый цвет доска с выведенной черной краской надписью по-французски, гласившей: «Сосновый Бор. Пансион для девушек».

— «Сосновый Бор», — сказала Аннабелинда. — Какое красивое название, правда?

Из сторожки вышел мужчина и окинул нас всех испытующим взглядом.

— Это мадемуазель Дэнвер и мадемуазель Гринхэм, новые ученицы, сказала тетя Селеста.

Привратник поджал губы и сделал знак рукой продолжать наш путь.

— Непохоже, что он очень, рад нас видеть, — заметила я.

— Просто у него такая манера вести себя, — ответила тетя Селеста.

Мы ехали в экипаже по широкой аллее, по обе стороны которой густо росли сосны. Воздух был напоен ароматом хвои. Мы уже одолели около полумили, когда показалась школа.

У меня перехватило дыхание от изумления. Я не ожидала ничего подобного. Большое красивое здание, а на одной из ухоженных лужаек перед ним бил фонтан. Особняк наверняка простоял здесь уже несколько веков, на мой взгляд, по крайней мере, пять. Позднее я узнала, что дом построен в середине пятнадцатого века и Рошеры владеют им последние три столетия. Тридцать лет назад, будучи, без сомнения, предприимчивой двадцатилетней девушкой, мадам Рошер осознала, что если она хочет сохранить его, то должна найти какой-нибудь источник дохода. Открыть школу оказалось хорошей идеей, оправдавшей себя.

Я немного разбиралась в архитектуре благодаря нашему довольно старому дому в Марчлэндзе, да и особняк Дэнверов всегда интересовал меня. Зная о моем увлечении, Роберт раскопал мне в их библиотеке несколько справочников, и поэтому теперь я сразу поняла, что здание пансиона построено в готическом стиле.

— Какой старинный дом! — воскликнула я. — Как замечательно!

Остальные были слишком озабочены прибытием на место, чтобы обратить внимание на мои слова.

Мы вышли из экипажа и поднялись по шести каменным ступеням на крыльцо.

На обитой железом двери висел огромный дверной молоток в виде головы воина.

Тетя Селеста постучала, и через некоторое время засов отодвинули.

— Я мадам Лэнсдон с девочками, — сказала тетя Селеста.

Дверь медленно отворилась. За ней стоял мужчина. Он оглядел нас, кивнул, невнятно произнес какие-то непонятные мне слова и посторонился, давая нам войти. Селеста что-то сказала ему, он кивнул и исчез.

Тогда-то и произошла моя первая встреча с мадам Рошер. Она сама вышла к нам. Позднее я поняла, что этой чести мы удостоились благодаря присутствию герцогини, которую мадам Рошер приветствовала с соблюдением всех правил хорошего тона.

После милостивого снисхождения до Селесты, которая, как сестра Жана-Паскаля, также заслуживала некоторого внимания, владелица пансиона повернулась к нам.

— А это, должно быть, мои новые ученицы, — сказала она.

— Да, — ответила Селеста.

Несколько секунд мадам Рошер молча оценивала нас и покачивала головой. Я чувствовала, что Аннабелинда пытается казаться безразличной, но даже ей в присутствии мадам Рошер это не вполне удалось.

Хозяйка пансиона повернулась к тете Седеете и герцогине.

— Госпожа герцогиня, мадам Лэнсдон, не хотите ли выпить немного вина, чтобы освежиться после путешествия, пока девочки отправятся в спальни устраиваться на новом месте?

Герцогиня благосклонно кивнула, а тетя Селеста сказала, что это превосходная идея.

Мадам Рошер взмахнула рукой, и, как по волшебству, на лестнице появилась женщина.

— Это мадемуазель Артуа. — Мадам Рошер повернулась к герцогине и тете Седеете. — Мадемуазель Артуа — наша старшая воспитательница. Она проводит девочек. Они устроятся в своих апартаментах, а потом их приведут вниз проститься с вами перед отъездом. Если вы этого захотите, разумеется…

— Прекрасно, — промолвила тетя Селеста.

Мадемуазель Артуа было, по моей оценке, лет сорок пять. Она могла бы показаться чрезвычайно суровой, но после мадам Рошер произвела на нас впечатление мягкого человека.

Она говорила с нами по-английски, за что мы были ей благодарны, но, несмотря на прекрасное знание языка, ее произношение и интонации иногда мешали нам понимать ее.

Мадемуазель Артуа провела нас вдоль серых каменных стен холла, увешанных секирами и другим смертоносным оружием, к широкой лестнице.

Мы последовали за ней на второй этаж и попали в длинную галерею, где я с удовольствием бы задержалась, чтобы осмотреть старинные гобелены и портреты.

Нам пришлось подняться еще на несколько этажей, потому что спальни располагались на самом верху.

Мадемуазель Артуа сказала Аннабелинде:

— Вам полагается жить в отдельной комнате, потому что вам пятнадцать лет. Большинству девочек, когда им исполняется пятнадцать, предоставляется собственная комната. — Потом она повернулась ко мне. — Вам только тринадцать. Поэтому вы будете делить комнату с еще тремя ученицами… вашего возраста.

Пожалуй, я обрадовалась. Здесь царила сумрачная атмосфера, и мне было бы спокойнее в компании других девочек.

Мы шли по коридору, в который выходило много дверей. Проходя мимо одной из них, я заметила, что она полуоткрыта и из-за нее кто-то выглядывает в коридор. Я решила, что это одна из учениц, которой не терпелось взглянуть на вновь прибывших.

Мадемуазель Артуа вновь посмотрела на Аннабелинду.

— Я знаю, что вам уже пятнадцать, но, к сожалению, до конца семестра свободных комнат нет.