Обет
Шрифт:
На лице Ян расцвела робкая улыбка.
— Это… — начала она, но я резко выбросил руку вперёд, разрушая иллюзию.
Тинг была права: нельзя поддаваться чувствам. Нельзя привязываться. Не сейчас, когда над нами нависла такая угроза.
— Что ты делаешь?! — в голосе Ян прозвучала обида.
Я отвернулся, не желая, чтобы она видела мою боль. Боль от того, что вынужден её отталкивать. Боль от того, что не могу дать ей того, чего она ждёт.
Но слова Тинг не выходили у меня из головы: «Долг… Императрица… Опасность…»
Я
Ян ещё некоторое время стояла, глядя на меня с нескрываемым разочарованием, а потом молча ушла.
Следующие дни растянулись в бесконечную, изнурительную пытку. Я с утра до ночи отрабатывал приёмы меча, учился контролировать потоки Ци, медитировал, пытаясь найти гармонию между своим телом и силой нефрита. Каждый день превращался в битву — сначала с собственной слабостью, затем с усталостью, болью в мышцах, с отчаянием, которое подкрадывалось незаметно, шепча на ухо, что всё это бесполезно, что я никогда не стану настоящим воином.
Но я не сдавался. Не имел права сдаваться. Слишком многое было поставлено на карту.
И всё же, даже когда моё тело становилось сильнее, а движения — более чёткими и выверенными, что-то внутри меня оставалось неизменным. Пустота. Холодная, зябкая пустота, которую не могли заполнить ни тренировки, ни даже тихие вечера, проведённые с чашкой травяного чая.
Раньше на месте этой пустоты была Алиса. Любовь к ней, нежность, забота о ней наполняли мою жизнь смыслом, дарили радость и покой. А сейчас… Я любил свою дочь, мечтал обнять и защитить. Но дыра в душе не зарастала.
Тинг, словно чувствуя моё состояние, всё чаще наблюдала за мной своим пронзительным, мудрым взглядом. Иногда мне казалось, что в её глазах светится укор, неодобрение.
— Ты сам себе худший враг, воин, — промурлыкала она однажды, когда я, обессиленный, рухнул на палубу после тренировки. — Отрекись от этих чувств, пока они не уничтожили тебя.
С этого момента Тинг больше не тренировала меня. Я сам это делал под зоркинм взглядом этой дранной кошки.
Дни на джонке текли размеренно, словно песок сквозь пальцы. С каждым закатом мы удалялись от Хайгана, но приближались ли к цели — было непонятно.
Ян, словно зеркало, отражала мою отчуждённость. Её улыбка погасла, в глазах поселилась грусть. Она старалась не показывать вида, но я-то видел, что моё поведение причиняет ей боль. И от этого было ещё тяжелее.
Тинг же, напротив, словно расцветала. Её уроки становились всё изощрённее, а насмешки — язвительнее. Она словно наслаждалась моими мучениями, видя в этом подтверждение своей правоты.
— Слабость порождает боль, воин, — наставляла она меня, заставляя в сотый раз повторять сложное упражнение. — Отрекись от нее, и станешь непобедимым.
Но какой смысл в этой непобедимости, если в душе пустота? Вопрос застревал в горле, не в силах прорваться сквозь
Единственной отдушиной для меня стали иллюзии. Я совершенствовал своё мастерство, вкладывая в чёрно-белые образы всю свою тоску, всю нежность, все слова, что не мог произнести вслух.
Иногда, ночью, когда весь экипаж погружался в сон, я выбирался на палубу и рисовал в воздухе иллюзии про Ян.
Вот она смеётся, стоя на берегу моря, а её волосы треплет ветер. А вот она читает книгу в уютном кресле у камина, а рядом спит чёрная кошка, подозрительно похожая на Тинг. А вот она обнимает меня, и её глаза светятся счастьем.
Эти горько-сладкие моменты были моим секретом, моей тайной повинностью. Я знал, что Тинг не одобрила бы их, но ничего не мог с собой поделать.
Однажды, окончив свою ночную работу, я опустился на скамью, устало прикрыв глаза. Вдруг рядом раздался тихий вдох.
Я резко открыл глаза и увидел Ян. Она стояла, прислонившись к борту, и её лицо было залито лунным светом.
— Это… ты делаешь? — спросила она, указывая на медленно тающую в воздухе иллюзию.
Я кивнул, не зная, что ещё сказать. Говорить я не имел права, а врать ей — не хотел.
Ян подошла ближе, и теперь я видел в её глазах не только удивление, но и укор.
— Почему, Макс? — прошептала она, и её голос дрогнул. — Зачем ты мучаешь себя… и меня?
Я отвернулся, не в силах выдержать её взгляда. Слова застряли где-то в горле, сдавленные невидимой рукой Тинг. Вместо ответа я попытался быстрее развеять иллюзию.
— Не надо, — прошептала она, хватая меня за руку. — Не уничтожай…
Тепло её прикосновения обожгло меня сквозь ткань рубашки.
— Ты думаешь, что молчание — это выход? Что, спрятавшись за ним, ты сможешь защитить меня? Себя?
Она покачала головой, и её волосы рассыпались по плечам, словно чёрные шелковые нити.
— Ты ошибаешься, Макс. Молчание — худший из врагов. Оно разъедает изнутри, отравляет душу…
Я поднял голову и посмотрел на неё. В глазах Ян стояли слёзы.
В этот момент я готов был поклясться, что отдам всё на свете, лишь бы стереть с её лица эту боль. Но я молчал. Молчал, потому что знал: Тинг права.
Между нами пропасть. Пропасть из долга, магии, предназначений и тайн этого мира.
Иллюзия начала таять, растворяясь в ночном воздухе, словно сама судьба пыталась разлучить нас.
Ян резко отвернулась, пытаясь скрыть непрошенные слёзы.
— Прости, — прошептала она, голос её сорвался.
Она убежала прочь, оставляя меня наедине с призрачным холодом, который поселился в моем сердце.
В тот момент я принял решение.
На следующее утро я разыскал Тинг. Кошка грелась на палубе, подставив чёрную шерстку первым лучам солнца. Она выглядела довольной жизнью, и от этого моя решимость только окрепла. Я склонился перед ней в лёгком поклоне — жесте, которому успел научиться у Ян.