Обетованная земля
Шрифт:
— С удовольствием, — сказала она. — Я рада, коли вам нравится. Может, заберете бутылку с собой?
Я чуть не поперхнулся и замахал руками:
— Что вы, она вам еще пригодится. Жизнь научила меня: в самый неподходящий момент приходят самые неожиданные гости…
Мы покидали обитель скорби с мадам Анрио под мышкой с таким чувством, будто вырвали нежную, очаровательную рабыню из рук свирепых арабских работорговцев.
— Мне срочно нужно чего-нибудь выпить, — пропыхтел Блэк в свою бородку. — Это не коньяк, а разбавленная серная кислота. Что-то
— Ваша идея насчет пятидесяти тысяч была просто гениальна, — сказал я.
— В нашей профессии надо уметь соображать быстро и идти на риск без страха. Отпразднуем сегодня вызволение мадам Анрио со свечами и нашим собственным «Наполеоном». — Реджинальд Блэк рассмеялся. — Вы понимаете людей?
— Вы имеете в виду Расмуссена и эту скорбящую гиену?
— Да нет. Эти ясны, как раскрытая книга. Но Дюран-второй каков! Вот скажите, почему он не купил этого Ренуара, раз уж знал, чего стоят его наследники? Мог бы подарить своей экономке. Я уверен, лет тридцать назад он с ней спал. И знаете почему? Ему так было дешевле.
В витрине магазина Сильверов появился плакат: «Распродажа! Магазин закрывается! Самые низкие цены!» Я вошел.
Александр Сильвер принял меня в клетчатых брюках и серых носках, но при черном галстуке.
— Что происходит? — спросил я.
— Все! — мрачно ответил он. — Самое страшное!
Я взглянул на его черный галстук и только тут вспомнил, что на мне такой же. Я забыл сменить его на обычный.
— Умер кто-нибудь? — осторожно поинтересовался я.
Александр покачал головой:
— Да нет, но все равно что умер, господин Зоммер. А с вами что? У вас кто-то умер? Вы ведь тоже при черном.
— И тоже нет, господин Александр. Это галстук вызван служебной необходимостью. А у вас? Сегодня, похоже, день черных галстуков.
— Мой братец! Этот вероломный нацист! Он-таки женился! Тайно! Неделю назад.
— На ком?
— На шиксе, конечно. На этой белобрысой, косматой гиене.
— Сегодня, похоже, еще и день гиен. С одной я сегодня после обеда имел удовольствие встретиться. Из-за этого и объявление в витрине? Продаете помещение?
Александр кивнул:
— Объявление висит, но никто не приходит. Все напрасно! Кому сегодня нужен антиквариат? Разве что только моему братцу, извергу. Вот он на ней и женится.
Я облокотился на голландский стул — подлинный, не считая, конечно, ножек.
— Хотите закрыть магазин? Жалко.
— Что значит «хотите»? Пытаюсь! Ведь никто у меня его не купит! Даже на распродажу покупатели не заходят!
— А сколько бы вы хотели за этот магазин? — спросил я.
Сильвер стрельнул в меня острым взглядом:
— Еще не знаю, — осторожно ответил он. — Вы хотели бы купить?
— Разумеется, нет. И даже не арендовать. У меня ведь нет денег.
—
— Просто из сочувствия. Как насчет чашечки кофе в чешской кондитерской напротив? Могу ли я вас угостить!
Сильвер посмотрел на меня грустными глазами:
— Дорогой мой друг! Сегодня у меня не лежит к этому сердце! Это все прекрасные дни золотого прошлого. Теперь они позади! Знаете, чем мне братец пригрозил? Если я и дальше буду упрямиться как козел, он снова станет адвокатом. А я только защищаю память моей матери! Если бы она знала! Она бы перевернулась в гробу.
— Это еще как сказать. Может, она полюбила бы сноху.
— Что? Моя мать, правоверная иудейка, и полюбила бы шиксу?
Я направился к двери.
— Пойдемте, господин Александр! Чашечка кофе и разговор по душам вам сейчас не повредят. Доставьте мне удовольствие.
В эту минуту вид у Сильвера внезапно стал особенно беспомощным и несчастным. Борьба за веру не прошла для него бесследно — это был уже не представитель богемы былых времен. Даже походка Сильвера утратила прежнюю упругость: когда мы пересекали улицу, его чуть не сшиб велосипедист, что было немалым позором для человека, который прежде шутя лавировал между спортивными автомобилями и омнибусами.
— Ромовая баба совсем свежая, — встретила нас официантка. — Очень рекомендую, господин Сильвер.
Безрадостным взглядом Александр обвел витрину с выпечкой.
— Шоколадное пирожное с кремом, — выбрал он наконец. Очевидно, темный цвет шоколада больше всего подходил к его мрачному настроению.
Официантка принесла кофе. Александр немедленно обжег губы, настолько он оказался горячий.
— У меня сегодня одни несчастья, — пробормотал он. — Я от горя сам не свой.
Я завел разговор о бренности всего земного, надеясь тем самым настроить его на философски-меланхолический лад и слегка развлечь. В качестве примера я выбрал Дюрана-второго. Но Александр меня почти не слушал. Вдруг его шея вытянулась как змея. Он уставился на свой магазин.
— Вот они! — прошептал он. — Оба! Арнольд со своей шиксой! Стоят перед витриной! Наглость какая! Видите ее? Видите эту косматую, белобрысую стерву в парике и с полной пастью зубов?
Я увидел Арнольда в костюме для визитов — пиджаке цвета маренго и полосатых брюках, а рядом с ним тоненькую и на вид вполне безобидную девицу.
— Высматривает, как бы чего урвать, — прорычал Александр. — Видите этот алчный взгляд?
— Нет, — сказал я. — И вы его не видите, господин Александр. У вас просто не на шутку разыгралась фантазия. Что вы намерены предпринять? Съешьте еще одно шоколадное пирожное, это самое простое.
— Исключено! Я должен быть там. Иначе эта шикса вломится в магазин и его ограбит! Пойдемте со мной! Помогите мне!
Александр Сильвер ринулся через улицу почти с энергией былых времен. Очевидно, его окрыляла ненависть. Он проделал очень красивое полусальто, чтобы увернуться от автофургона, развозящего детское белье, и потом скрылся за омнибусом.