Обезглавленная Мона Лиза
Шрифт:
— Я полагаю, что к нашему общему удовольствию, вы не откажетесь ответить на вопрос этого господина. Итак, где вы были в тот вечер?
На лице Ламбера появилась гнусная ухмылка.
— Для вашего общего удовольствия у меня припасен кулек с дерьмом. Желаю вам приятной беседы с этим господином, месье. Только не советую вам браться за него руками, иначе вам потребуется фунт хозяйственного мыла и проволочная щетка, чтобы отмыть потом руки.
Пери подавил улыбку.
— Наденьте шляпу и следуйте за мной в ближайший полицейский участок.
Однако планы Ламбера на остаток дня были несколько иными,
— Я полагаю, комиссар, вы хорошо знаете закон. Вы не предъявили мне служебное удостоверение, но пытались угрожать мне своей «пушкой». Я вправе защищать свою жизнь. Смею вас уверить, что я чту закон. Мое удостоверение на ношение оружия в полном порядке. Всего хорошего, господа!
Пятясь спиной, он оказался на улице и вскочил в машину, стоявшую у дверей магазина. Прежде чем Пери пришел в себя от неожиданности, машина бывшего сотрудника Мажене и любовника его любовницы исчезла за ближайшим поворотом.
Пери перенес свой промах спокойно, будто от него удрал мальчишка, которого он застал в своем саду за кражей яблок. Только сейчас до его сознания дошло, что Ламбер, если бы это потребовалось, не раздумывая пустил ему в живот пару пуль. На таких молодчиков редко удается надеть наручники и отправить их на гильотину. Как правило, в могилу их опускают с неотделенной от туловища головой, а их погребение сопровождает еще парочка похорон, на которых полицейская капелла играет траурные мелодии.
— Вам знаком этот человек? — обратился Пери к Гранделю.
— Никогда раньше не видел, господин комиссар. Должно быть, какой-то ненормальный.
— И что же этому ненормальному нужно было от вас?
— Если бы я знал. Вы пришли слишком рано, господин комиссар.
— Он не спрашивал вас, где вы были вечером одиннадцатого октября, когда издатель Мажене угодил в гравийный карьер?
— Да, — неохотно подтвердил антиквар. — Ему пришло в голову, что это я подстроил убийство Мажене.
— Убийство?
— Да, он так сказал. — Антиквару стоило большого труда взять себя в руки.
Пери не спеша набил трубку.
— И где же вы были в тот вечер?
— У маркиза де Веркруиза. А затем в ресторанчике недалеко от Диеза.
— И хозяин ресторанчика может подтвердить это? — с сарказмом спросил Пери.
— Месье! — К Гранделю вернулась прежняя уверенность. — Если и дальше вы будете задавать вопросы в таком тоне, то я немедленно свяжусь со своим адвокатом. От вас, блюстителя закона, я не потерплю подобного обращения.
Пери взглянул на сытые щеки Гранделя. У него возникло огромное желание ударить эту заплывшую жиром, высокомерную рожу, но положение не позволяло. Здесь у Ламбера было явное преимущество. Пери вежливо спросил:
— Как называется ресторанчик?
— «У пестрого попугая».
— Вы продали месье Мажене подлинную «Мадонну» Джотто. Откуда у вас эта картина?
— Подлинный Джотто?! — Грандель усмехнулся. — Да я сам хотел бы его иметь! Нет, к сожалению, это всего лишь прекрасно выполненная копия.
— И несмотря на это, она висит у Мажене среди оригиналов как жемчужина его коллекции?
— Где Мажене развешивал свои картины, это его дело.
— Кто делал копию?
Грандель замялся, на его лице появилась
— Я уже не помню. Был тут один из таких молодых художников, которые годятся лишь в копиисты.
Антиквар явно чего-то недоговаривал, но как к нему подступиться, Пери пока не знал.
— Хорошо, у меня все. — Он кивнул Гранделю и вышел из антикварного магазина.
На углу улицы, прежде чем свернуть на бульвар Курсель, Пери оглянулся вокруг. Он знал Париж не хуже опытного таксиста, знал историю и особенности каждого района, знал и то, что улица Каше видела лучшие времена. Торговля Гранделя антиквариатом, несомненно, держалась на постоянных клиентах. Иностранцы и просто приезжие не сворачивали на эту тихую, пустынную улочку, по обе стороны которой тянулись небольшие трехэтажные дома с крутыми крышами и изящными витиеватыми решетками на окнах — последними свидетелями того, что здесь некогда проживали весьма состоятельные люди.
Стоял теплый осенний день, парочки влюбленных прогуливались по бульвару, и мысли Пери вновь вернулись к его участку за городом, к строительству длинных сходней, которые он собирался проложить через камышовые заросли от берега до чистой воды, к лодке для рыбалки, к детям. Пери был спокойным, не слишком разговорчивым, но жизнерадостным человеком. Несколько полноватый для своих тридцати пяти лет, он все же сохранил хорошую спортивную форму. Из состояния душевного покоя вывести его было нелегко. И тем не менее без каких-либо причин у него возникло тревожное чувство, и, вместо того чтобы отправиться домой, как наметил, Пери принял неожиданное решение. Оно могло серьезно отразиться на всей его карьере, но иного пути узнать, чем в действительности занимается этот Грандель, он не видел.
Пери позвонил инспектору Ситерну и договорился встретиться у него на квартире.
5
Ситерн был полной противоположностью Пери. Он был не женат, его сухое лицо с непомерно длинным носом казалось опечаленным. И хотя ему было только сорок, у него на голове почти не осталось волос. Ситерн всегда ходил сгорбившись, говорил тихо и жил в постоянном страхе что-либо упустить по службе, старался выказать ревностное отношение к делу и честность. Невысокий, на голову ниже жизнерадостного Пери, он был его лучшим другом. Они много лет проработали вместе и знали, что могут во всем положиться друг на друга. Оба страстно любили шахматы, причем Пери после хорошо разыгранного дебюта практически всегда получал мат, так как делал ходы беспечно. Ситерн был убежден, что и сегодня Пери хочет сыграть с ним партию, и потому удивился, когда его друг отодвинул доску.
— Нет, сегодня никакой игры! Сегодня мы совершим взлом. У некоего господина Гранделя.
— Взлом?! — испуганно воскликнул инспектор. — Ты хочешь сказать… без разрешения на обыск?
— Точно. — Пери пресек всякие возражения. — Консьержку, эту старую болтунью, мы вытащим из дома, вызвав ее после ухода Гранделя в участок. Траше проследит за Гранделем. Если тому вздумается раньше времени вернуться домой, он затеет с ним ссору. Драчунов доставят в ближайший полицейский участок, пока власти разберутся, пройдет часа три. И в бюрократической волоките есть своя положительная сторона. — Пери глубоко вздохнул.