Обезглавленная Мона Лиза
Шрифт:
— Я ездила вместе с ним.
— Вы давно знаете Мажене?
— Четыре года.
— Сколько вам лет?
— Двадцать два.
— Следовательно, четыре года назад вам было восемнадцать. А Мажене? Ему было…
— За пятьдесят. Но если бы вы знали его… — Она замолчала и достала из сумочки платок, чтобы осушить глаза.
Ее слезы казались искренними.
— Вы сказали, ваш друг покупал картины у некоего маркиза де Веркруиза? Он перепродавал их или коллекционировал?
— Камиль был достаточно богат, ему незачем было заниматься перепродажей.
— Во
— В два миллиона. — и Пери не поверил своим ушам, когда она прибавила: — Коллекцию, кстати, он завещал мне.
— Вот это интересно, — пробормотал он. — Два миллиона новыми? Ведь тогда за одну ночь вы стали очень богатой особой.
Пери задумался. Два миллиона для любой молодой женщины, вынужденной самостоятельно добывать себе пропитание, были громадной суммой. Ему было известно немало случаев, когда женщины убивали своих любовников или мужей ради пары сотен франков. К тому же Мажене было уже за пятьдесят. Конечно, не редкость, что преуспевающему, состоятельному мужчине удается вскружить голову юной деве, но это — ненадолго. Рано или поздно на сцене все же появляется молодой красавец со своей так называемой большой любовью, перед которой уже бессильны седые виски и каракулевые шубы. Тогда любовь и потребность в роскоши могут прийти в неразрешимое противоречие — и финал истории разворачивается в отделе по расследованию убийств.
Как будто угадав его мысли, Габриэла пристально посмотрела на комиссара.
— Не думаете же вы?.. Неужели вы полагаете?
Впервые у него возникло отчетливое чувство, что она не совсем искренна с ним. Неужто она считает, что он, узнав о картинах стоимостью в два миллиона… Нет, она не выглядит такой наивной.
— Где вы были в тот вечер? — по-прежнему приветливо спросил комиссар.
— У себя дома, в своей квартире. Я ждала Камиля.
— Есть свидетели?
— Я сказала, ждала Камиля, разве неясно, что я была одна?
— Мажене был женат? Вы знакомы с его женой?
— Да, но…
— Понимаю. Кроме Мажене у вас был какой-нибудь приятель?
— Как вы смеете так обо мне думать!
Пери мог побиться об заклад, что она лгала.
— Мадмуазель Ребьер, если вы хотите, чтобы я помог вам, то вы должны быть до конца откровенной. Итак, да или нет?
— Нет!
Она так и не сказала правды.
— Хорошо, — Пери кивнул головой, — я посмотрю материалы по делу Мажене и подумаю над ними. Я вам позвоню.
Поднявшись, Габриэла Ребьер остановилась в нерешительности, размышляя, следует ей протягивать на прощание руку или нет. Она выбрала последнее.
Когда за посетительницей закрылась дверь, Пери набил трубку, поудобнее устроился в кресле и приступил к изучению материалов о гибели парижского издателя. Время от времени он тихонько хмыкал в знак удивления или неодобрения. Дело Мажене все больше захватывало его.
3
Дом Мажене находился в Медоне, вдали от улицы, в парке, поросшем могучими дубами и буками, которым, должно быть, перевалило за сто лет. Среди деревьев неясно вырисовывался пруд. Дорога, ведущая
Дверь Пери открыла пожилая женщина со злым лицом. Извилистыми коридорами, затейливо связанными между собой уступами и лесенками, она провела его в гостиную. Здание оказалось настоящим лабиринтом, и повсюду, даже в самых неожиданных местах, висели картины. Специально сделанные окошечки и световые люки создавали для них оригинальное освещение. До чего же унылыми и серыми казались по сравнению с этим общественные выставочные залы-сараи из стекла и бетона, утомляющие сразу, как только войдешь в них.
Пери рассматривал изображение мадонны на картине, висевшей в глубине гостиной, когда услышал позади себя шаги вдовы Мажене.
Ей было лет сорок пять, но выглядела она старше, удрученной и болезненной. Она носила траур, но ее волосы были свежеокрашены в рыжий цвет, подчеркивавший нездоровую белизну лица. На груди у нее висел золотой крест.
— Месье Пери? — спросила она приятным и тихим грудным голосом.
— Комиссар Пери, — уточнил он и слегка поклонился.
— Вероятно, ваш приход связан со смертью моего супруга?
Пери в нескольких словах рассказал о визите Ребьер на набережную Орфевр и о ее заявлении, будто Мажене умер не в результате несчастного случая.
— Месье Пери! — Голос мадам Мажене стал резким. — Я прошу вас не упоминать в моем присутствии имя этой девки.
— Сожалею, мадам, но это невозможно. — Пери произнес эти слова как можно учтивее. — Давно мадмуазель Ребьер стала любовницей вашего мужа?
— О, как я ненавижу эту особу!
— Когда вы узнали об их связи?
— Лишь в прошлом году. Но я уже давно подозревала нечто такое. Эта фальшивая любезность, эта нарочитая сердечность, она не понравилась мне с самого первого дня! И в том, что я больна… Извините, я так волнуюсь. Она сплела пальцы и сжала их с такой силой, что они побелели до самых кончиков.
— Я не хочу беспокоить вас ненужными и щекотливыми вопросами, продолжал Пери, — но кое-что мне необходимо узнать от вас.
— Пожалуйста, спрашивайте.
— Вы не знаете, был ли у мадмуазель Ребьер кроме вашего супруга еще один любовник?
— Один!? — В ее голосе снова зазвучали пронзительные нотки. — У нее было полдюжины мужчин.
— Откуда вам это известно?
— Я чувствую это как женщина!
Бессмысленно было задавать ей вопросы в этом направлении.
— Мадмуазель Ребьер сообщила мне…
— Могу представить себе что! Итак, вы в курсе всех дел: уже на следующий день она велела нотариусу составить подробную опись всех картин, рисунков, эскизов, которые только можно найти в этом доме.
— Стоимость коллекции оценивается примерно в два миллиона франков?
— Если не больше.
— А что получили вы?
— Все остальное!
Неожиданно для себя Пери спросил мадам Мажене:
— Ваш муж хотел, кажется, развестись с вами?
Она поперхнулась.
— Он никогда не сделал бы этого! И я никогда, никогда, никогда не согласилась бы на развод!