Обезглавленное древо. Книга первая. Айк
Шрифт:
А еще по всему полю виднелись развалины домов. В некоторых стенах сохранились оконные проемы, в них торчали помутневшие осколки стекла, точно оскаленные зубы мертвых животных. Замшелые фундаменты заросли кустами и молодыми деревьями. Лес медленно, но верно захватывал древние строения, и было ясно, что в конце концов от них ничего не останется.
Эдвард быстро шел к городу, огибая развалины и останки мобов; высокая трава хлестала его по сапогам. Еще пара минут – и он затеряется в потоке телег и обозов.
Айк запаниковал.
Забыв об осторожности, он выскочил из леса и помчался через поле. И тут почувствовал под ногами что-то необычное. Между пучками травы виднелась ровная серая поверхность. Она сильно потрескалась, но оставалась прочной и бежать по ней было очень приятно.
Древняя дорога! Вероятно, в лесу их затянуло дерном, а здесь нет.
Айк не смог удержаться от искушения потрогать удивительное покрытие. Оно было шершавым и теплым от солнца. И тут в траве справа мелькнуло что-то длинное, темное. Айк не успел сообразить, что это, как тело само отпрыгнуло назад.
Черная полоса не двигалась. Мертвая змея?
Айк присмотрелся и шумно выдохнул. Обычный корд – но почему он лежит здесь, посреди поля?
Айк называл это кордом, а Дирхель, который приносил его из Хранилищ, – «вечной веревкой». Он был сплетен из металлических нитей и покрыт неизвестным веществом, плотным и гладким наощупь.
Разной толщины и гибкости, корды не рвались и не гнили от непогоды. Из самых тоненьких Эйвор плел свои «индейские» украшения и корзинки для всяких мелочей. Толстые шли на починку хозяйственных построек; обмотанные ими ручки инструментов не скользили в руке и служили дольше.
Одним словом, незаменимая в хозяйстве вещь, и Айк машинально нагнулся, чтобы поднять его и смотать. И тут же опомнился.
Что он делает? Надо догнать отца!
Он помчался вперед и через минуту достиг дороги. Пристроился за какой-то телегой, не замечая недоуменных взглядов окружающих.
Город надвинулся на него, но Айк успел заметить черный с желтым плащ отца, мелькнувший в проеме ворот. Теперь главное – следовать за ним, ни на что не отвлекаясь.
Легко сказать!
Айк крутил головой и так часто открывал в изумлении рот, что шею и челюсти заломило от напряжения.
Да, в городе было на что посмотреть! Дома в два-три этажа, деревянные или каменные, нависали над улицами, маленькие и узкие окна напоминали бойницы. Повсюду какие-то лавки, разносчики с лотками, разноцветные вывески.
Айк привык к ровному, мягкому шуму леса, и громыхание копыт и тележных колес по булыжнику казалось оглушительным. Людей было пугающе много. Сколько же их здесь живет – сотни, тысячи? Они толкали друг друга, ругались и болтали так громко, что Айк поражался, как они не охрипнут.
Большинство горожан носило знакомую Айку одежду. Мужчины – простые штаны
Яркие одежды горожан составляли странный контраст с мрачно-серым или коричневым цветом домов и мостовой.
Но главное, что поразило Айка еще у ворот, – это страшная вонь. Над городом висел густой, тяжелый смрад гниющей соломы, конского навоза, застарелого пота, дыма и нечистот. Кое-где этот запах смешивался с ароматами еды, которую готовили уличные торговцы. Айка мутило, он даже хотел повернуть назад, но отвлекся на что-то, и запах перестал его донимать.
Людской поток втащил Айка в ворота и поволок по улице, как река уносит сухой листок. Он спешил изо всех сил – в такой толчее отец его точно не заметит.
Кое-что сразу бросилось в глаза Айку. При виде Эдварда люди замолкали и поспешно уступали ему дорогу. Один безногий нищий замешкался, но, бешено работая руками, оттащил немощное тело прочь с пути отца.
Казалось, горожане боялись даже мимоходом коснуться его. Словно Эдвард мог их испачкать или заразить опасной болезнью. В самой гуще толпы вокруг него мгновенно возникало пустое пространство, как будто его накрывали стеклянным колпаком. На Айка же, как и предсказывал Джори, никто не обращал внимания.
Если Эдварда и задевало подобное отношение, он не подавал виду. Шел спокойно, высоко держал голову и ни с кем не вступал в разговоры.
Айк старался не отставать, но глаза у него разбегались. Взгляд цеплялся то за яркую вывеску, то за шарманщика в толпе детворы, то за продавца безделушек.
Он попал в город в базарный день. Окрестные крестьяне съехались сюда, чтобы сбыть товар, воришки – стянуть, что плохо лежит, а простой люд – повеселиться вволю. Но Айк вообразил, что здесь так всегда, и контраст с мирной тишиной леса неприятно поразил его. Он провел в городе около часа, а голова уже гудела, мысли путались, в горле пересохло. Он бездумно переставлял ноги и всерьез боялся упасть – затопчут и не заметят.
И вдруг застыл на месте, забыв обо всех неудобствах. Вонь, толкотня, шум – даже отец – отодвинулись на второй план.
На витрине одной из лавок лежали мечи. Опасно-холодные, невероятно прекрасные, они притягивали взгляд своим блеском.
Айк приблизился к витрине, не отрывая от нее глаз, словно все это великолепие могло растаять, стоило ему отвернуться. Он видел настоящие мечи впервые в жизни, и они оказались даже лучше, чем ему представлялось. Он пожирал их восхищенным взглядом, пока не начал отличать один от другого.