Обезличенные
Шрифт:
Матвей радостно заржал, находя свой беспрерывный земной жрач невероятно умилительным. Слушая ностальгические потуги бывшего сокурсника, я приходил к пониманию, что бестолку теряю время. Я не для того полз по ледяному нутру подземки, чтобы сейчас предаваться щемящим воспоминаниям, не имеющим ко мне никакого отношения.
«Пойдем прогуляемся, Матвей, — решил схитрить я, — развеемся, поглядим на местных красоток.»
При жизни Матвей был невероятно застенчив в отношении со слабым полом, и не обладая яркими данными, вечно подбивал меня на всякие уловки. Однажды ему удалось подцепить себе одну девицу, которая, вцепившись в него уверенной хваткой, навсегда отрезала
«Я видел местных барышень, и вряд ли я сейчас смогу отличить их от представителей сильного пола. Гурий, они все на одно лицо, неужели не заметил?»
Уловка не сработала, и я, подключив фантазию, принялся искать новые способы сбежать из чертовой каморки. Упрямое нежелание Матвея покидать ее стены наводило на разные размышления, от самых простых — психиатр опасался встречи с безглазыми уродами, до совсем неправдоподобных и пугающих — мой коллега не имеет на то возможности. Последнее предположение казалось наиболее разумным, учитывая мои собственные попытки.
Однако все в поведении и настроении Матвея говорило за то, что последнее обстоятельство мало его тревожит. Он оставался таким же разговорчивым и невозмутимым, как и в нашу первую потустороннюю встречу. По ночам он так же зависал возле окна, вглядываясь во тьму, а днем строил из себя доброго приятеля, во всем стараясь мне угодить. Во всем, кроме моих просьб оставить эти чертовы стены хотя бы на некоторое время. Матвею почему-то было необходимо мое присутствие в каморке, и он уже не скрывал этого странного желания.
«Ну скажи, чего ты забыл среди этого сброда? — добродушно повторял он, дружески укладывая на мое плечо раскрытую ладонь, — грязные вонючие уродцы!»
Больше никаких аргументов в защиту моего затворничества не звучало, а те, что становились достоянием гласности, рождали во мне глухое раздражение. Перспектива провести вечность в компании занудного Матвея вынуждала меня принимать решительные меры, однако до них дело так и не дошло, поскольку объект моего оправданного гнева однажды утром исчез, без затей растворившись во времени и пространстве.
Глава 20.
Гошка, просидев в чужой квартире до самой темноты и так и не дождавшись ее призрачного хозяина, ощутил нарастающее беспокойство. Не то, чтобы он так сильно переживал за безопасность своего ученого соседа, учитывая его и без того весьма специфическое состояние, просто Гурий был единственным в этом мире человеком, с кем общительный Волков мог вести душевные беседы. Гошка некоторое время покружился по опустевшим комнатам, придумывая себе занятия, и, посетовав на свою ограниченную фантазию, направился в свою прежнюю контору. Там, во всяком случае, он мог видеть живых людей, слушать их разговоры и ощущать себя обычным.
В конторе по грузовым перевозкам за неполный месяц Гошкиного отсутствия произошли едва уловимые изменения. Суровая тетка-администратор, оформляющая командировки, выглядела отрешенно и больше не орала на водителей, срывая глотку. Да и сами водители вызвали у Гошки много вопросов. За неполную неделю работы в конторе, Гошка не успел познакомиться с каждым лично, но большинство сотрудников запомнил в лицо. Сейчас из пятнадцати суровых мужиков знакомыми Гошке показались всего трое, остальных он видел впервые. Все они отличались весьма уверенным видом и совершенным отсутствием любой мысли на стандартных незапоминающихся физиономиях. Гошка покрутился среди неторопливых работяг и снова проскользнул
«Они хоть и пьяницы были, да все заказы в срок исполняли и товар не теряли, — охала тетка, обращаясь к собеседнице, — а эти охламоны то адреса перепутают, то груз испортят. Как будто нарочно. Штрафы замучались выплачивать, ну а что делать? Выгоню этих, так на их место придут еще дурее»
На весьма заинтересованный вопрос о месте пребывании прежних сотрудников, тетка только вздохнула.
«А вот кто их знает. Как-то утром сразу пятеро не явились без предупреждения. Даже за расчетными не пришли. Просто сбежали. А после остальные возвращаться не пожелали. И все без выходного пособия. Да и то, вон пишут, в городах люди пропадают, прямо эпидемия!»
Гошка, прислушиваясь к эмоциональной бывшей начальнице, машинально вытащил из кармана полуразрядившийся телефон и с изумлением прочитал, что случаи пропажи населения приобрели поистине угрожающие масштабы. Теперь ежедневно пропадали по сотне граждан почти в каждом городе и найти грамотного объяснения событию не могли ни власти, ни ученые, ни силовые структуры. Покрутившись по двору и послушав местные новости, Гошка снова почувствовал необходимость поделиться тревогами с доктором Гурием, которого он не видел почти сутки. Волков попытался проанализировать ситуацию, используя приемы доктора Грошика, однако все, что мог исторгнуть его незамысловатый разум, сводилось к прямой зависимости появления безглазых теней и исчезновения обычных граждан. Но об этом ему уже говорил доктор Гурий, поэтому собственные выводы были признаны Гошкой несостоятельными.
Волков бесцельно побродил по улицам и проспектам, ломая глаза и отыскивая призрачные субстанции. Но то ли сезон охоты окончился, то ли сообщение между мирами было временно приостановлено, но за целую неделю Гошка не обнаружил ни одного прозрачного безглазого уродца.
Его визиты в контору были единственным развлечением, которое мог позволить себе невидимый дальнобойщик. Во-первых, потому что другие предприятия интереса у него не вызывали, а навещать родных и друзей желания не возникало. Его следующий визит в грузоперевозки разнообразился любопытным событием. Возле дверей офиса толпились водители, своей численностью превышающие штатный лимит. Растерянная администратор только взмахивала руками, пытаясь купировать назревающий бунт.
«Машины простаивают, как я должна деньги отбивать? — привычно вопила она, обращаясь к гомонящей толпе, — а вы обязаны были поставить меня в известность, господа водители!»
Гошка протолкался поближе и с изумлением увидел среди толпы знакомые рожи. Весь действующий состав работяг сейчас громко возмущался несправедливостью мира и грозился набить морду конкурирующей братии, тоже вскрикивающей что-то в высшей степени нецензурное. Как понял из всего этого растерявшийся Гошка, водители чудесным образом решили возобновить деятельность, невзирая на недельные прогулы. Их речи звучали убедительно, однако Гошку не покидала мысль, что во всем этом отчетливо прослеживалось что-то ненастоящее. Так, как будто бы Волков присутствовал на репетиции постановочного бунта, насколько нехарактерно звучали обычные фразы. Необразованный Волков не мог сказать, что именно насторожило его в этом фарсе, но то, что это был именно фарс, сомнений не вызывало.