Обезличенные
Шрифт:
Мысль была здравая и я, повинуясь ей, безвольно откинулся на матрас, погружаясь в сон.
Глава 24.
Утром Матвей привычно исчез, а проснувшийся Гошка терпеливо дожидался моего пробуждения, сидя на матрасе.
«Доброе утро, — хмуро хмыкнул Волков, заметив мое внимание, — твой Матвей решил свалить, или это его обычный утренний променад? Не слишком-то вежливо заставлять гостей маяться от скуки в запертой клетушке.»
Гошка был явно недоволен и всячески демонстрировал свое настроение. Я мало знал дальнобойщика и поэтому не мог сказать с уверенностью, было ли это его обычным состоянием, либо ночные манипуляции Матвея сделали свое дело. Гошка только хмыкнул, прочитав мои мысли.
«Я не могу выспаться, лежа на полу, — доверительно сообщил он, — и это не капризы избалованной принцессы. В интернате нас иногда наказывали изгнанием в карцер, где не было даже доски, чтобы на нее присесть. Когда-то то помещение служило бытовым
Обстоятельный Гошкин рассказ напомнил мне Матвея и его трубки, и я, решив проверить догадки, поинтересовался, не покусали ли Гошку вампиры прошлой ночью. Волков недовольно хмыкнул и провел ладонью по горлу.
«Не покусали, Гурий, а если бы и да, то мертвее я все равно не стану. — невесело засмеялся он, — придумай лучше, Гурий, как нам выбраться из этой темницы»
Я поднялся и легко распахнул дверь, предлагая Гошке подышать воздухом. Тот искренне удивился, тут же поведав мне щемящую историю про тысячи попыток преодолеть простую преграду. Я согласно кивнул и резво покинул тесную комнатку. Волков шмыгнул за мной, озвучивая планы на день.
«Как ты думаешь, Гурий, — по-деловому начал он, прыгая по ступенькам, — то, что мы видели вчера на пустыре, не могло стать нашей общей галлюцинацией? Сложно представить, чтобы вот так просто из обычной заготовки получился новый человек, и даже другого пола. Ты врач, ты сталкивался с таким раньше?»
Я мог бы шокировать наивного Гошку, рассказав, каким образом на моем закрытом счету тухнет некоторое количество денег, наверняка вгоняющее в депрессию мою жадную тетку. Я промолчал, и неопределенно фыркнул, выражая высшую степень возмущения, недоверия и чего угодно еще, это Гошка мог решить для себя самостоятельно.
Нам без препятствий удалось пересечь половину парковых аллеек, когда мы расслышали знакомое настойчивое бормотание.
«Эй, заработок нужен?» — прошамкал невнятный абориген, уставившись на нас безглазой рожей. Я привычно обернулся, рассчитывая отыскать истинного адресата, однако в это время суток улицы были непривычно пусты. Посыл относился к нам двоим. Гошка настороженно покосился в мою сторону и медленно кивнул, явно ожидая подвоха. Невнятный тип протянул нам скомканные листочки, проворно поднялся и беззвучно ушлепал прочь, делая вид, что невероятно занят и нами не интересуется. Бумажки представляли собой некое подобие карты, изображающей неровный круг с не менее неровной стрелкой, направленной в его центр. Схема, если это была она, вызывала много вопросов, но я, имея некоторое представление о способах местного заработка, уверенно потащил Гошку к башне из красного кирпича. В этот раз желающих подлатать свой бюджет набралось штук семь, включая нас с Волковым. Этапы большого пути в точности повторяли мой предыдущий опыт знакомства с местным трудоустройством. Мы поднялись к круглой площадке, обнесенной со всех сторон высокими стенами без крыши, и уселись в круг. Один из безглазых водрузил в его центр небольшую емкость с приделанными к ней трубками и коротко лязгнул, призывая к началу процесса. Гошка с удивлением покрутил в руках гибкий шланг, не зная, какое практическое применение включал в себя сей предмет, и вопросительно обернулся ко мне.
«В чем смысл работы, Гурий? Что мы с этого будем иметь? — с долей сомнения пробормотал он. — и что за странное приспособление, как им пользоваться?»
Вопросов было слишком много, а ответов не было вовсе. Прошлое мое наблюдение за так называемой работой, закончилось изгнанием с территории, поэтому для меня все тоже было в новинку. Безглазые прижимали трубки к горлу и мерно покачивались, издавая едва слышное дребезжание. Я на всякий случай тоже прислонил свободный край шланга к подбородку, но не ощутил ничего. Так, во всяком случае, мне показалось в первую минуту. Некоторое время я неподвижно сидел, с интересом поглядывая на коллег и ожидая продолжения. Внезапно в мою голову закралась мысль, что я зря теряю время, что пора действовать и как-нибудь проявить себя в серьезном деле. Мысль росла и крепла, и заполняла собой все полезное пространство моего сознания. Я покосился на сидящего рядом Волкова и с удивлением прочитал на его роже отголоски своих собственных эмоций. Ему тоже не сиделось на месте, это проявлялось в нетерпеливом ерзанье и попытках подняться на ноги. Охватившая меня эйфория не стала дожидаться особых распоряжений, приподняв меня с бетонного пола и потянув на лестницу. Мне хотелось немедленно совершить какой-нибудь подвиг, чтобы вызвать одобрение. Вот только чье именно одобрение я собрался вызывать, оставалось для меня за кадром, да это не имело значения. Выскочив на улицу, я крепко уцепился в Гошкину руку и поволок его вперед, следуя неясным маршрутом, который, однако, был мне откуда-то знаком. Следом за мной так же целеустремленно и уверенно двигались остальные, испытывая, по всей видимости, похожие ощущения. Дорога вела нас через городские аллейки, мимо разноцветных домов, и чем дольше она длилась, тем сильнее нарастало нетерпение. Наконец, перед нами возник знакомый холм, поросший зеленой травой. Волков, явно узнав локацию, только удовлетворенно хмыкнул, и решительно направился на склон. Я едва успевал за ним, и это казалось мне безмерно обидным, поскольку я первым хотел отметиться и заслужить поощрение. Подобное состояние было для меня откровенно неизученным. Даже учась в начальной школе я не испытывал такого поглощающего желания проявить себя, сейчас же я был готов растерзать приятеля только за то, что он первым взобрался на вершину.
«Скорее, Гурий, — злобно прошипел Волков, выпадая из привычного образа рассеянного дальнобойщика, — ну же, парень, двигайся!»
Я с легкостью преодолел невысокое препятствие, мои виски сдавило ледяными тисками, заставив меня крепко зажмуриться.
Открыв глаза, я увидел перед собой стены своего Питерского дома, знакомую улицу и припаркованные машины вдоль тротуара. Гошка топтался в шаге от меня и так же нетерпеливо тянул меня дальше, выражая стремление созидать. Или разрушать. Я так до конца и не сообразил, что именно должен свершить я сам, меня вело провидение, задававшее направления и цели. Мы с Волковым двинулись в сторону широкого проспекта, наполненного неторопливо перемещающимися прохожими. Все они интереса не вызывали и только мешали достигать результата, именно так я воспринял безликую, для моего восприятия, разумеется, серую массу. Пройдя чуть дольше, я почуял нарастающее волнение, выразившееся в желании действия. Напротив тоже шли люди, внешне они мало чем отличались от всех встреченных ранее, но мне были необходимы именно они. Я вклинился в толпу и принялся шнырять мимо ничего не подозревающих граждан. Мне казалось то, что я делаю, глупым и непродуктивным, однако прекратить это я не мог, подчиняясь чьим-то незримым командам. Люди, которые окружали меня, виделись мне слишком самодостаточными, все они до краев были наполнены мыслями, эмоциями и нелепыми чувствами, сам факт наличия которых рождал злобу и презрение. «Какое они вообще имеют право о чем-то думать? — негодовал я, — все эти их переживания, планы, вся эта работа сознания, так отвратительно проявляющаяся на их рожах! Пора покончить с этим!»
И я с удвоенной энергией принимался кружить в толпе, одним своим присутствием лишая ее всего этого омерзительно личного. Мой запал разрушать исчез так же внезапно, как и появился, рассыпаясь в труху. Я замер, прислушиваясь к ощущениям и безвольно потек мимо, позволяя толпе продолжать свое пугающе разнообразное существование. Мимо меня проползали граждане, на которых я даже не смотрел, поглощенный единственной мыслью — услышать слова поощрения. Гошка, который составил мне компанию в моем суперважном деянии, больше не вызывал зависти, потому что я был уверен, что выполнил задание лучше него. Мои виски знакомо сдавило ледяными тисками, я привычно зажмурился, и тяжело свалился на землю.
«Вставай, Гурий, — расслышал я над головой знакомый голос, — пойдем отсюда, пока остальные не вернулись.»
Я открыл глаза и увидел зеленый холм, истоптанный следами ботинок и кед. Мое тело казалось мне невесомым, а по венам разливалось весьма благостное чувство. Я согласно кивнул и ухватился за протянутую ладонь.
«Гурий, — спустя довольно длительное молчание, произнес Гошка, — предлагаю больше не ходить на такую работу, мне не понравилось.»
Слова Волкова вызвали во мне бурю эмоций. Как может не понравиться, когда ты приносишь обществу пользу, когда тобой восхищаются и одобряют каждое твое движение? Моя эйфория утихла, но под кожей продолжал бродить знакомый огонек поощрения.
«И что же тебе не понравилось?» — с издевкой поинтересовался я, вкладывая в интонацию максимум непонимания.
«Ты чего, Грошик? — изумился мой приятель, явно заподозрив меня в чем-то предосудительном, — чего хорошего, рыскать в толпе? А я-то, дурак, поначалу решил, что предстоит что-то стоящее. И потом, где вознаграждение? Ради чего мы шлепали столько времени неизвестно где?»
Гошка не кривлялся. Он и в самом деле не понимал, насколько важно было лишить всех этих людей разных мелочных забот, тревог и волнений. А также мыслей, ввернул в мозги чей-то обезличенный голос и пропал. От проделанной работы мое тело ломило и настоятельно требовало отдыха. Я, не споря с Волковым, послушно развернулся и побрел обратно, в пристройки к Матвею. Меня охватило странное оцепенение. Я больше не хотел раскрывать тайны старого мортуария, мне была безразлична судьба моих земляков, а также пропало желание восстанавливать справедливость и возвращать Волкову материальное обличие. Я хотел спать.