Обезличенные
Шрифт:
Глава 30.
Наша размеренная производственная жизнь больше не выбивалась за привычные рамки, в которых каждый новый день с точностью до жеста напоминал предыдущий. По выходным Гошка таскал меня культурно обогащаться, правда теперь в его интонации звучало значительно меньше восторгов и придыханий.
«Что за херня привлекает людей? — грубовато сокрушался он, рассматривая горожан, — неужели сидеть в куче мусора настолько почетно?»
Последнее высказывание относилось к городским пейзажам, за последние недели претерпевших значительные перемены. Некогда чистый ухоженный город тонул в обрывках оберток, пластиковых бутылок, другого бытового мусора, беззастенчиво раскиданного гуляющими по заросшим сорняком газонам. Сами же горожане имели крайне запущенный вид, но при этом каждый из них старался продемонстрировать остальным высшую степень эстетической культуры. То тут, то там прямо на асфальте сидели уличные музыканты, не имеющие никакого отношения к тем исполнителям, к которым я привык. Сейчас все они были снабжены алюминиевыми тазами и внушительного вида палками, при помощи который извлекались чудовищные звуки. Эти звуки заставляли прохожих останавливаться и трепетно внимать прекрасному, закатывая глаза и
Меня все реже тянуло покидать тесную Гошкину квартиру, и я старался ограничивать свои вылазки скучными походами в магазины. Как-то в одном из магазинов я натолкнулся на одного типа, проживающего в соседнем доме. Его я часто видел на улице, бесцельно слоняющегося вдоль тротуара. Первое время после своего полноценного возвращения в мир живых, я настороженно рассматривал улицы и проспекты, ожидая встретить безглазых чудищ. Эти упражнения продолжались до того момента, пока я не сообразил, что больше не обладаю подобными способностями. Именно тогда я обратил внимание на странного типа с лихвой заменившего мне всех безглазых уродов вместе взятых. В его внешности не было ничего примечательного, он был довольно тощ и высок, но его манера гулять обращала на себя внимание. Он перемещался мелкими шажками, останавливался, делал пару-тройку широких шагов и снова семенил десяток метров. После чего разворачивался и возвращался обратно, иногда увеличивая дистанцию. Я хорошо его запомнил, поэтому немало удивился, когда увидел, что из стройного подтянутого человека он превратился в толстого увальня с откровенно разожравшейся рожей. Он купил что-то крайне низкокалорийное и протиснулся на выход, не забывая применять свою чрезвычайно любопытную технику ходьбы. Я успел подумать о том, что замысловатая походка мало помогла сохранить фигуру, когда тип резко замер и беззвучно рухнул на землю. Его раздувшиеся формы медленно осели, а до меня донеслось знакомое зловоние. Подходя к пострадавшему, я уже понимал, что ничем не смогу ему помочь, но чувствуя за собой врачебную ответственность, все же проверил ему пульс. Его ожидаемо не оказалось, и я снова звонил санитарной команде. Вокруг стала стекаться толпа зевак, безразлично рассматривая лежащего на земле человека и нисколько не смущаясь удушливой вони, окутавшей все в радиусе ста метров. Приехавшие медики погрузили тело в машину и, привычно не задав ни одного вопроса, укатились прочь. Это был уже второй случай за последние десять дней, произошедший на моих глазах, и он вызывал у меня много сомнений. Возможно, оба несчастных страдали каким-нибудь похожим заболеванием, однако я впервые наблюдал подобные симптомы. Машинально я достал телефон и открыл новостную ленту. Там на все лады обсуждались проблемы гендерной самоидентификации и о трагических случаях не упоминалось. Возможно, они были настолько единичны, что на них просто никто не обратил внимания.
По понятным причинам, есть мне расхотелось вовсе, и я решил вместо ужина немного побродить по улицам. Помимо воли во время прогулки я то и дело высматривал в толпе разъевшихся толстяков и с нездоровым интересом искал в их внешности симптомы смертельных заболеваний. Ничего похожего в глаза не бросалось, тем более, что и подобных персонажей встретилось мне крайне мало. Вечером я рискнул вернуться к Гошке и застал приятеля сидящем на единственном диване с абсолютно потерянной рожей.
«Гурий, — едва увидев меня, начал он без всякого предисловия, — сегодня я проторчал в цеху до окончания работы, а после пошел домой, и знаешь, что я увидел по дороге?»
Еще до того, как Гошка начал свое повествование, я уже знал, какова будет его концовка. А еще через день в новостной ленте появились первая информация о похожих случаях. Правда в интерпретации журналистов, смертельные финалы подстерегли несчастных граждан, не желавших вести здоровый образ жизни, не следивших за питанием, не занимающихся спортом и завершался анамнез длинным перечнем тому подобных грехов. О зловонии не было упомянуто ни слова, так же умалчивалось о резком изменении внешних форм пострадавших. Под этими знаменами сайты развернули целую кампанию по рекламе здорового бытия и тут же разослали приглашения всем желающим в самые известные фитнес клубы. На Гошкин телефон приходили сообщения об открытии центров правильного питания, от чего мой скептический друг только кривился.
«Гурий, — задумчиво повторял он, листая новости, — описанные случаи похожи один на другой как две капли воды, тут даже упоминалась та история на перерабатывающем заводе, вот только почему никто из них ни слова не скажет об отвратительной вони, источаемой сторонниками жирного и мучного? Тогда, на улице, я стал свидетелем идентичного случая, правда в этот раз пострадавшей оказалась толстая тетка.»
Каждый день приносил все новые и новые упоминания о массовой гибели горожан, и ученые, наконец-то, заговорили об эпидемии. Великие умы с пеной у рта вещали о необходимости подвергнуть изучению каждый отдельно взятый случай, однако на том их бурная деятельность заканчивалась. Звонкие фразы, и широкие жесты не подкреплялись действием, а в качестве решительных мер озвучивались призывы совершать долгие пешие прогулки. Когда число случаев перевалило за сотню, силовые структуры ввели запрет на продажу мучных изделий, а многочисленные кафешки и дешевые забегаловки подвергли остракизму. У меня голова шла кругом от озвученных решений, однако я никуда не мог обратиться с предложением увидеть, наконец, в ситуации медицинскую проблему, не связанную с питанием. Мои попытки восстановить документы закончились на требовании заполнить анкету-запрос и с тех пор ни на шаг не продвинулись, поэтому я только следил за статистикой и негромко матерился. Похожие случаи стали фиксироваться по всему миру, но и это не стало решающим фактором, ученые по-прежнему ратовали за активный отдых и малокалорийную пищу, о чем не уставали трещать со всех углов. По причине строгих ограничений в еде, магазины перешли на урезанный график работы, и гражданам приходилось одалживать друг у друга продукты, при этом не озвучивая ни слова недовольства. Со стороны казалось, что люди приняли какую-то очередную игру и теперь просто развлекаются, подсчитывая калории и обмениваясь втихаря кусками. Как-то на нашем пороге возникла тощая длинная тетка средних лет с просьбой отсыпать ей немного муки. Этот продукт занял лидирующие строчки из перечня запрещенных и с тех пор владение мукой каралось законом. Гошка смело протянул соседке полный стакан, поскольку мука у нас была, а печь мы с Гошкой обучены не были. Тетка молча выдернула гостинец из руки и так же беззвучно скрылась с глаз. Старания силовиков в деле учета и контроля за продуктами нельзя было назвать чрезмерными, поскольку с недавнего времени на улицах царила отвратительная тошнотворная вонь, мешающая развитию здорового аппетита. Гошка больше не покидал стен квартиры, справедливо рассудив, что его присутствие на заводе вовсе необязательно.
«Что толку таскаться туда ежедневно? — задумчиво вещал он, проверяя баланс карты, — вот посмотри, Гурий. Я не был там в прошлом месяце три дня, но никто и не заметил моего отсутствия. сегодня пришла зарплата без вычетов и штрафов.»
Моя же деятельность и вовсе не оплачивалась, как выяснилось спустя месяц моей так называемой работы, по причине отсутствия документов.
«Ладно, тебе, Грошик, — миролюбиво протянул Гошка, когда я весьма эмоционально поделился с ним своей бедой, — сейчас можно подхарчиться и так. Я был утром в местном магазине, помнишь, где мы с тобой воровали колбасу, когда были призраками? Так вот сейчас там нет никого, кто мог бы помешать вандализму. Люди набирают себе продукты просто так, но при этом даже не дерутся. Просто приходят, берут и уматывают прочь. Я тоже прихватил немного сарделек и булку белого, но пока шел обратно, меня пару раз чуть не вывернуло наизнанку, до чего на улице воняет тухлятиной.»
Гошка по-деловому выгрузил на стол запасенные харчи и грустно уставился на выключенный холодильник. Три дня назад в городе вырубили электричество, и теперь мы были лишены привычных благ цивилизации. Сотрудники многих предприятий остановили свою деятельность еще раньше, просто однажды не явившись на работу, поэтому отсутствие электричества не стало шокирующей новостью. Если такое всеохватывающее разгильдяйство продолжиться еще пару недель, то очень скоро нам неоткуда будет взять колбасу, думал я, рассматривая пейзажи за окном. Новости были единственной сферой услуг, не только не прекратившей свою работу, но и в десятки раз усилившей свои старания. На мои предложения сбежать из сошедшего с ума города, Гошка только грустно вздохнул и протянул мне телефон. Судя по информационным источникам, на земле больше не оставалось места, где общая картина не выглядела бы еще более устрашающей. Ближе к югу процент гибели от неизвестной болезни опасно превысил все допустимые нормы и грозил перерасти в массовую катастрофу. Страшнее всего во всем этом было понимание полного бездействия силовых ведомств и управленческих структур. Казалось, никому не было дела до развернувшихся событий, никто не сделал даже шага, чтобы разобраться в ситуации и купировать ее. Мировое сообщество только массово истерило, требовало неизвестно чего и тоже бездействовало. Иногда мы с Гошкой покидали свое жилище и просто ради интереса бродили по улицам, наблюдая, как мир катиться в пропасть. Моя бывшая поликлиника и Гошкин перерабатывающий завод давно стояли без дела, позволяя посторонним бесцельно бродить в полумраке своих стен. Думаю, что и остальные предприятия и организации являли миру похожую картину. За последние несколько дней улицы превратились в совершенную свалку, жители вываливали мусор из окон домов, поскольку городские помойки были битком забиты отходами, однако это ни у кого не вызывало ни тени негодования. С тротуаров исчезли уличные музыканты, поскольку все свободное пространство улиц было заставлено замершими автомобилями. Некоторые из них стояли с распахнутыми настежь дверями, но никому и в голову не приходило воспользоваться халявой. Возможно потому, что граждане потеряли ко всему интерес. В залах некогда ярких торговых центров теперь царил полумрак, а по полу были раскиданы последние модели модных коллекций. И над всем этим хаосом парила жестокая вонь от валяющихся повсюду раздутых туш. Мы с Гошкой, казалось, были единственными, кто сохранял остатки здравого смысла и не поддавался общему помешательству. Волков только вполголоса матерился, бормоча себе под нос что-то о преимуществах потустороннего города.
«Ты знаешь, когда я снова оказался в живом мире, я воспринял это как само собой разумеющееся, даже ни разу не вспомнив про свои приключения среди безглазых. Однако, когда ты своими рассказами и вопросами выдернул меня из этого анабиоза, я все чаще задумываюсь над тем, что безглазые приложили немало стараний, создавая этот хаос. Помнишь, ту работенку в потустороннем мире? Как думаешь, что мы там такого делали, скитаясь среди горожан? Ты говорил про потустороннюю жратву, так я думаю, что она тут совсем не при чем, Гурий, безглазые ставили другие цели.»
Мы были лишены возможности видеть безглазых, однако их присутствие ощущалось и так, в том Гошка не ошибался. Однако из всех ныне живущих никто не стал бы слушать наши сказки о привидениях, прежде всего потому, что никому до всего не было никакого дела. Граждане бездумно перемещались по дорогам, так же бездумно наступая в горы мусора и спотыкаясь о лежащие на земле туши, при этом практически не издавая никаких звуков. Никто и не думал избавляться от останков, все спасательные службы и прочие организации будто растворились в воздухе, сложив с себя всю ответственность. В самом начале этого хаоса, когда трагические случаи еще насчитывали единицы, я в компании неизменного Волкова несколько раз наведывался в родительскую квартиру, однако там меня встречала только пугающая тишина и темнота. Во время очередного моего визита к распахнутой двери родительской квартиры меня окликнул негромкий и, как мне показалось, рассудительный, голос.
«Не ищи, парень, — обращался ко мне высокий кряжистый мужик, выглянувший из соседней двери, — хозяйка давно не появлялась, кто знает, где она сейчас, а вот Трофим отправился с научной экспедицией, вот только куда, не скажу»
От громадного мужика веяло невероятным здравомыслием, и я, обрадованный новостями, решился расспросить о его соседях немного подробнее.
«А ты кто таков будешь-то? — тут же насторожился мужик, — Трофим мне про какого-то Гурия говорил, да только это давно уже было. А больше к ним никто не приходил, ну кроме налоговиков и журналюг.»