Обезьяны в бизнесе. Как запускать проекты по лучшим стратегиям Кремниевой долины
Шрифт:
Какова была стоимость обеспечения облигаций United Airlines всеми доходами и заимствованиями компании? Какую бы ерунду Чарли МакГэрроу ни говорил, он являлся маркет-мейкером для Goldman Sachs по части кредитов авиакомпаний. Брокер общественного мнения, он был для рынка одновременно посредником-агентом и укротителем львов. Чарли постоянно приходилось выдерживать давление неподконтрольных ему сил рынка – но он также и трансформировал рынок в соответствии со своими хищническими замыслами.
Вот уже два года Чарли делал ставки на крах анемичной американской автопромышленности и на смерть нескольких авиалиний. От того, чтобы сорвать колоссальный куш, нас всегда отделял какой-нибудь Ford Pinto, отозванный по причинам безопасности, или несколько месяцев высоких цен на самолетное топливо. Легко представить, какая саркастическая ухмылка появилась бы на бледном лице Чарли, если бы в его терминале Bloomberg мелькнула новость о том, что самолет United врезался в гору. Благодаря мне он мог бы с точностью сказать, сколько денег мы на этом сможем заработать. Но невзирая на углубляющийся кризис жилищного кредитования, авиационная и автомобильная
Даже среди нескончаемых конвульсий страха и алчности, которыми были одержимы все на этаже, здравый смысл иногда давал о себе знать. Как павший на самое дно алкоголик, рассматривающий заляпанные рвотой простыни через марево очередного постзапойного похмелья, люди время от времени спрашивали себя: «Как я здесь оказался? Как я мог сотворить такое с собой? Где было все человечество?»
Я пришел в Goldman Sachs после пяти зубодробительных лет изучения физики по программе в Калифорнийском университете в Беркли. На тот момент моя стипендия выпускника, облагаемая налогом как доход, составляла королевскую сумму $19 000.
В 2005 году средняя зарплата в Goldman Sachs составляла $521 000 – в расчет брались зарплаты всех трейдеров, продажников, инвестиционных банкиров, секретарей, курьеров, чистильщиков обуви и мойщиков окон, упоминавшихся в платежной ведомости. Одна из немногих вещей, которые я взял из своей унылой берлоги вчерашнего выпускника, была книга Майкла Льюиса «Покер лжецов» – классика уолл-стритовской литературы, к которой я обращался за справками.
Чем я занимался, придя в компанию?
Я был специалистом по ценообразованию в отделе торговых операций по корпоративным кредитам в Goldman Sachs [4] . Это означает, что я отвечал за моделирование и определение цены различных кредитных деривативов, которыми торговала крупнейшая в мире компания. До того, что такое дериватив, мы доберемся буквально через минутку. В Goldman Sachs намного важнее было не «что», а «кто».
4
Финансовые инженеры такого типа занимаются математикой гидромеханики или возможностями существования мира непристойной корысти. На Уолл-стрит их сейчас больше, чем мусора. Некоторые сферы финансовой отрасли – например, гипербыстрый мир высокочастотного трейдинга – без них не смогли бы существовать. Самую аутентичную точку зрения на их мир представил основателель команды Goldman по стратегии Эмануэль Дерман в своей книге «Карьера финансового аналитика».
Goldman Sachs отличался от остальных банков Уолл-стрит тем, что сохранил партнерскую структуру менеджмента. Так, каждый новый сотрудник нанимался конкретным партнером и становился его лакеем. Моим феодальным сеньором стал низкий лысеющий мужчина с пристальным взглядом и до нелепости библейским именем: Элайша Визель. Элайша был единственным сыном Эли Визеля, знаменитого тем, что пережил холокост. Его наводящая ужас книга «Ночь» входит в список обязательного чтения для многих американских старшеклассников. Да, отец Элайши был пережившим холокост светилом и публичным интеллектуалом – но из сына вышел порочный, жадный придурок [5] .
5
Для любителей сарказма жизнь является бесконечным пиром. Когда в конце 2008 года разразился скандал с Мейдоффом – величайшей финансовой пирамидой в американской истории, – оказалось, что Гуманитарный фонд Эли Визеля инвестировал все свои вклады в Мейдоффа. Элайша, сын Эли и мой босс, был казначеем фонда. Это напоминает мне анекдот о смешанных чувствах, когда видишь, как твоя мачеха падает со скалы на твоем новом Porsche. Досадно, что оказались потеряны деньги, предназначенные на такое благое дело, – но никто не был так достоин этого удара судьбы, как Элайша.
Его заместитель и мой босс был выпускником математического факультета Калифорнийского технологического института в моем родном штате Флорида. Райан МакКорви (или РТМ, как его знали по общепринятой системе трехбуквенных аббревиатур внутрикорпоративного мессенджера) был высоким и нескладным. Его тощие руки неуклюже выдавались из астенического тела, украшенного провисшим животом. Единственным проявлением самовыражения был знак бесконечности, вытатуированный на предплечье, – перед приходом в офис Goldman он каждый раз тщательно маскировал его косметикой [6] .
6
Любитель сарказма, у меня есть еще кое-что для тебя! Новость датируется январем 2016 года. Мой бывший босс РТМ сейчас освобожден под залог и ожидает суда за сексуальное насилие над несовершеннолетними. Он обвиняется в том, что лапал юных девушек в общественном бассейне. Презумпция невиновности, естественно. А мой бывший трейдер, Мэтт Тейлор, уже признан виновным – и ему придется отсидеть свое. Он повел себя как откровенный мошенник и каким-то образом сумел обмануть и систему риска Goldman, и меня, своего подчиненного, присвоив остаток средств на счете в биржевых бумагах и рискуя миллиардами долларов компании, чтобы увеличить размер собственной прибыли и своего ежегодного бонуса. Он уже отсидел в федеральной тюрьме и сейчас руководит фирмой во Флориде, которая занимается чисткой
В этой драме участвовали и другие персонажи.
Трейдеры были находчивы и пронырливы, но не слишком сведущи в технике, а по способности к концентрации напоминали детей с синдромом дефицита внимания и гиперактивности, подхлестывающих себя энергетическими напитками и сладостями Jolly Rancher. Их задача заключалась в том, чтобы торговать с клиентами Goldman и другими трейдерами из фирм-конкурентов, размещая стоимость продажи и покупки ценных бумаг и их деривативов, в то же самое время хеджируя свои пакеты облигаций и делая продуманные ставки на деньги фирмы. Это можно сравнить с жонглированием горящими бензопилами, пока танцуешь джигу на крыше несущегося на полном ходу поезда.
Продажники были всего лишь живыми инструментами, с IQ, едва ли превышающим пределы двузначных цифр. Их единственная функция заключалась в том, чтобы обхаживать клиентов и приставать к ним с предложениями потенциальных сделок, благовидно изображая из себя знатоков торговли и специалистов, контролирующих рынок. А потом они сбрасывали с себя груз обязанностей и начинали умолять трейдеров о специальной цене для клиентской сделки.
А специалисты по количественному трейдингу, которых в Goldman называли «стратегами»? Это в основном ученые с незадавшимися карьерами, которые продали душу за деньги. Они провели годы, изучая расширенную теорию относительности и квантовую механику, а теперь из-за плеча у них выглядывает горилла, потрясающая клюшкой для гольфа, и спрашивает, где отчет по рискам. Мы были математическими факторами содействия бизнесу, преподнося старому ремеслу купли-продажи подарок небес в виде новомодных достижений глянцевых компьютерных технологий. Но вручить трейдерам изощренные модели расчетов и скоростные компьютеры – все равно, что вручить подросткам пистолеты и текилу. Специалисты по количественному трейдингу должны были следить и за тем, чтобы пистолеты были заряжены, и за тем, чтобы трейдеры не прострелили себе ногу.
Несмотря на то, что мы были критически важными участниками этой драмы, нас не очень-то ценили. По сути, мы были для трейдеров чем-то вроде мальчиков на цифровых побегушках – это сознавал каждый математик, который был честен с самим собой. С течением времени у нас на коленях появлялись костные мозоли от того, что мы эти колени слишком часто склоняли перед трейдерами, от чьих доходов зависело наше существование.
Единственный случай, когда «стратеги» могли проявить себя во всей красе, – это когда особенно сложная сделка требовала к себе максимального внимания и сбитый с толку трейдер умолял о помощи, не зная, что делать с жирным контрактом на выпуск облигаций. Быть свидетелем такой сделки напоминало просмотр крупным планом сцены совокупления в третьесортном порно: невозможно разобраться, кто сверху, кто снизу и кто, кому, куда и что засовывает. Тот самый количественный аспект, включавший в себя детальное рассмотрение будущих рисков и функциональной возможности, в конечном итоге почти не имел значения. Игравший в лакросс выпускник Пенсильванского университета по телефону договаривался о цене с игравшим в лакросс выпускником Корнелльского университета, и жизнь продолжала на всех парах лететь по направлению к новой сделке.
«Стратеги» были евнухами на этой оргии. Ответственными за поддержание эрекции финансовой аристократии на съемочной площадке. Тем самым непременным британцем из каждого голливудского фильма о Второй мировой войне: необходимым, чтобы добавить в кадр элегантности и экзотической утонченности, но в принципе второстепенным для сюжета (разве чтобы очень кстати словить пулю какого-нибудь злодея).
Были и вознаграждения. Когда рынки складывались в апокалиптический ландшафт в стиле Босха, все голдмановские пехотинцы, сержанты и генералы смыкали строй и превращались в греческую фалангу алчности. В отличие от почти всех остальных банков на этой улице, Goldman могли просчитать риски по ценным бумагам и классам основных средств до пяти десятичных знаков. Партнеры, у которых значительная часть чистой стоимости активов хранилась в акциях Goldman, проводили напряженные совещания и предлагали свои планы по спасению тонущего корабля. Люди обращались за протекциями. Клиенты, оказываясь зажатыми в тиски, вынуждали играющего на понижение покупать по повышенным ценам. Риски быстро хеджировались, остатки средств со счета быстро сбывали. Невзирая на всю суматоху (и на драму, обещанную «Покером лжецов»), я редко видел, чтобы кто-то терял самообладание дольше, чем на две секунды. Мы истекали кровью – но другие-то умирали. Мы чувствовали себя привилегированными зрителями, получившими места в первый ряд на самое грандиозное финансовое шоу поколения.
Что такое дериватив? Сейчас я вам создам один для примера. Беру кусочек бумаги и ставлю на нем свою подпись. Если моя писательская репутация взлетит до небес благодаря этой книге, которую вы (а также, надеюсь, еще миллион читателей) держите в руках, этот кусочек бумаги в прекрасном и недалеком будущем превратится в автограф и будет стоить тысячи. Если, наоборот, я умру в полном забвении, цена бумажке будет даже не ноль, а меньше нуля – вы сами кому-нибудь заплатите, чтобы от нее избавиться. Достоин внимания тот нюанс, что у дериватива нет собственной стоимости как таковой – она образуется косвенным путем в зависимости от стоимости некоего иного объекта (в данном случае моей писательской славы). Важно и то, в насколько широком диапазоне может меняться цена дериватива – банкир назвал бы это изменением соотношения обязательств к активам. Это может быть как ноль, так и много тысяч. Если я окажусь успешным, взятая за основу ценность моего писательского мастерства будет колебаться в относительно узком диапазоне колебания валюты. В невероятном случае обретения мной писательского бессмертия этот дериватив может стоить очень много (или совсем ничего).