Обида
Шрифт:
Митьку оглушил шум. Трибуны ревели, визжали. Он заметил на бортике тренера. Он тряс поднятыми руками.
«Обогнал!» — изумился Митька, поглядел вперед на пустынные гладкие дорожки и сорвался с места.
Второй поворот… Третий…
И тут на последних финишных метрах, произошло что-то странное.
Еще недавно такая податливая, послушная: вода стала густой и вязкой. Как смола облепила тело.
А в желудке вдруг стало жечь, будто огнем. Митька еще чаще, сильнее замолотил руками и ногами,
Он уже слышал шум всплесков справа. Но поглядеть туда не мог — он дышал под левую руку и плыл по крайней дорожке. «Догоняют. Все, — подумал Митька. — Я больше не могу».
Он из последних сил заработал руками, глотнул вместо воздуха воду, закашлялся. И в тот миг, когда он готов был остановиться, задыхающийся, ослепленный усталостью, рука его коснулась стенки бассейна.
Финиш!
Ноги его дрожали. Митька прислонился плечом к гладкой зеленой стенке и закрыл глаза.
На трибунах орали, хлопали, топали ногами.
«Чего это они? — подумал Митька. — Я же доплыл. Доплыл ведь, а? Я же первым доплыл!»
Кто-то тронул его за плечо. Митька поднял голову и увидел тренера.
Тот стоял на коленях на бортике бассейна, перегнувшись к Митьке.
— Ты чего остановился, чудак? Секунды две потерял.
— Думал, фальстарт. Какое время? — спросил Митька и весь напрягся, ждал.
— Нормально. Одна минута шестнадцать и две десятые секунды.
Митька подпрыгнул в воде, что-то заорал непонятное и ликующее и вдруг встал вниз головой, только ноги торчали над водой.
— Вот чудак-парень, — тренер покачал головой.
Митька взлетел по лесенке на бортик, смешно подтянул мокрые трусики, шмыгнул носом.
На трибунах засмеялись, но Митька не обиделся. Он сам засмеялся.
Тоже делов-то — трусы! Велика важность, не в трусах дело.
Он поднял голову и улыбнулся. Всем — Тане, Коле Прохорову, Надьке, всем-всем.
Пусть себе смеются. Они не обидно смеются, а как надо, с понятием.
VI. Испытатель
Прошло два месяца.
Митька ходил в бассейн через день.
Он уже носил на куртке такой значок: бегун на синем поле, а внизу цифра II. Значок второго спортивного разряда.
Ни у одного пятиклассника в школе не было такого значка. Второй взрослый разряд — это вам не кот начихал.
Только у очень немногих старшеклассников были такие.
Теперь ему смешно было вспоминать и свои терзания и свои нелепые трусы на первом соревновании.
Мама купила ему прекрасные японские плавки — полосатые, просто загляденье. И Митька уже почти не выделялся среди ребят своей группы.
Почти, — потому что он был все-таки помладше других и самый на вид щуплый, даже нельзя сказать —
Анатолий Иванович смеялся, говорил, что Митька еще не успел накопить мяса, а о жире и говорить нечего — кости, туго обтянутые кожей, да под ней витые веревки мышц, шмыгают, как юркие мыши.
Вообще-то по сложению своему Митьке полагалось бы плавать брассом.
Почему-то так уж получалось — тощие и длинные — брассисты, а поплотнее, пообтекаемей — кролисты.
Но Анатолий Иванович говорил, что нет правил без исключений и еще, что у Митьки талант от бога.
Он, конечно, не Митьке это говорил, а какому-то незнакомому пожилому дядьке, который пришел как-то на тренировку и внимательно разглядывал всех цепкими, колючими глазами. Неприступный такой дядька. Толстый — настоящая глыба-неулыба.
А потом их построили, и этот дядька подходил к некоторым и бесцеремонно ощупывал, оглядывал. Митьку тоже ощупывал. Больно ухватил его за плечо, помял, потом ткнул жестким пальцем в живот и хмыкнул.
«Во дает! — неприязненно подумал Митька. — Будто коней покупает, только что в зубы не глядит».
Митька видел, что и Анатолию Ивановичу это не больно-то приятно, он чуть заметно морщился, но не возражал — видно, дядька этот был каким-то плавательным начальством.
Потом тренер и начальство отошли и о чем-то долго говорили, и вот тогда-то Митька — уши топориком — и услышал про талант от бога.
Дядька чуть-чуть скривился и ответил:
— Тощ уж больно твой талант.
Анатолий Иванович рассмеялся.
— Были бы кости, мясо нарастет. Возраст у парня такой — так и тянется к солнышку. Что твой бамбук.
Потом они отошли дальше, и как Митька ни старался, ничего больше не услышал.
Но и того, что он слышал, было достаточно: Митька изо всех сил старался сдержать себя, не показать другим, что его просто распирает от гордости.
После прихода этого важного дядьки группу разделили.
Митьку и еще шестерых продолжал тренировать Анатолий Иванович, а остальных — новый тренер, молодой парень.
И Митька сразу почувствовал перемены. На семерых им дали целый бассейн, четыре дорожки, а раньше всей группой тренировались на двух.
И нагрузки заметно возросли — плавать стали больше: и с доской, и одними руками, и просто так, и на время чаще.
Сперва Митька радовался этому — он вообще готов был не вылезать из бассейна хоть целый день.
Но через некоторое время, недели через три, что-то случилось.
Он стал выходить из воды вялым и нерадостным.
Если раньше он приходил домой и набрасывался на еду, к великому маминому удовольствию, как молодой волк, то теперь есть вообще не хотелось, а хотелось сразу лечь спать.