Обиды на Россию не имели. Штрафные и заградительные формирования в годы Великой Отечественной войны
Шрифт:
В то же время, отдавая себе отчет в том, что без юридической проработки широкого круга вопросов, касающихся строительства штрафных частей, оно будет сопряжено со значительными трудностями, органы государственной власти и военного управления, а также органы правосудия взяли на себя формирование необходимой нормативно-правовой базы.
В первую очередь был разрешен вопрос о механизме реализации директивных положений приказа № 227. Напомним, что нарком обороны потребовал «истреблять на месте» трусов и паникеров и предавать суду военного трибунала объявленных «предателями Родины» военнослужащих, отступивших с позиций без приказа старшего начальника. Но поскольку такого состава преступления, как предательство Родины, в УК РСФСР не содержалось, судебно-следственные органы, а также командиры различных степеней испытывали затруднения с квалификацией состава преступления указанной выше категории военнослужащих.
Для придания действиям органам правосудия и военного командования законных оснований нарком юстиции СССР Н.М. Рычков и прокурор СССР В.М. Бочков 31 июля 1942 г. издали совместную директиву № 1096, в которой военным прокурорам
В директиве давалось указание, как квалифицировать действия командиров, комиссаров и политработников, привлекаемых к суду, «за самовольное отступление с боевой позиции без приказа вышестоящих командиров и за пропаганду дальнейшего отступления частей Красной армии», и определялись сроки расследования этой категории дел.
145
Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 41.
Авторы директивы явно опирались при этом на принцип применения уголовного закона по аналогии. В соответствии со ст. 16 УК РСФСР, если то или иное общественно опасное действие прямо не было им предусмотрено, то «основания и пределы ответственности за него определяются применительно к тем статьям Кодекса, которые предусматривают наиболее сходные по роду преступления» [146] . Неправовой термин «предательство Родины», содержащийся в приказе № 227, был явно признан родственным квалификации такого преступления, как «измена Родине», состав которого определялся в УК РСФСР.
146
Уголовный кодекс РСФСР. Официальный текст с изменениями на 1 ноября 1946 г. и с приложением постатейно-систематизированных материалов. М., 1947. С. 8.
Действия, заключавшиеся в самовольном отступлении с занимаемых позиций без приказа старшего начальника, согласно той же директиве наркома юстиции СССР и прокурора СССР, квалифицировались по ст. 58.1 п. «б» УК РСФСР как измена Родине, т. е. действия в ущерб военной мощи СССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, совершенные военнослужащим, и карались высшей мерой уголовного наказания – расстрелом с конфискацией всего имущества [147] . Пропаганда дальнейшего отступления с занимаемых позиций квалифицировалась по ст. 58.10, ч. 2 как пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно распространение, или изготовление, или хранение литературы того же содержания при наличии отягчающего обстоятельства – совершения этих действий при массовых волнениях, или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении. Эти действия карались в соответствии со ст. 58.2 УК расстрелом или объявлением врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства и изгнанием из пределов СССР навсегда [148] . Расследование по этим делам не могло превышать 48 часов [149] .
147
Уголовный кодекс РСФСР. М., 1947. С. 25–26.
148
Уголовный кодекс РСФСР. М., 1947. С. 27, 30. В годы войны объявление осужденного врагом трудящихся с конфискацией имущества, лишением гражданства и изгнанием из пределов СССР утратило смысл и потому не применялось.
149
Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 41.
Характерно, что оба состава преступления квалифицировались по ст. 58 как контрреволюционные. Хотя, например, диспозиция п. «а» ст. 193.21, (он же п. «а» ст. 21 Положения о воинских преступлениях) – «самовольное отступление начальника от данных ему для боя распоряжений в целях способствованию неприятелю» позволяла вполне адекватно отразить состав такого преступления, как отход с занимаемых позиций без приказа старшего начальника, при том, что сам пункт, как и ст. 58.1, предусматривали высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества. Такое же наказание предусматривала и ст. 193.22 – самовольное оставление поля сражения во время боя.
Однако высшей государственной власти, чья воля отразилась в указанной выше директиве наркома юстиции СССР и прокурора СССР от 31 июля 1942 г., важно было усилить общественный резонанс карательных мер по предотвращению дальнейшего отступления частей Красной армии, в том числе за счет квалификации таких действий, как военной измены. Действовать именно таким образом военным трибуналам рекомендовала и юридическая наука [150] .
Тем не менее указанные разъяснения наркома юстиции СССР и прокурора СССР не позволяли очертить круг военнослужащих, за счет которых должны были комплектоваться вновь создаваемые штрафные части. Ведь направление осужденных в
150
«Как измена Родине должно в частности квалифицироваться самовольное отступление от данных для боя распоряжений, выразившееся в самовольном отводе начальником войск с боевых позиций без приказа вышестоящего командования». – Чхиквадзе В.М., Савицкий М.Я. Положение о воинских преступлениях (комментарий). Ашхабад, 1943. С. 157.
151
Прим. 2 к ст. 28 УК РСФСР гласило: «Приговор, присуждающий в военное время военнослужащего к лишению свободы без поражения прав, может быть по определению суда, вынесшего приговор, отсрочен исполнением до окончания военных действий с тем, что осужденный направляется в действующую армию». – Уголовный кодекс РСФСР. М., 1947. С. 13.
Военные трибуналы сталкивались с ситуацией, которая сложилась еще в первые месяцы войны и при которой немедленная реализация приговора, предусматривавшего реальное лишение свободы, а тем более – высшую меру наказания, противоречила интересам обороны страны, поскольку сокращала численность действующей армии. Учитывая, что ряд преступлений, в том числе отступление с занимаемых позиций без приказа, дезертирство и другие, каравшихся расстрелом, хотя временами носили и массовый, но не злостный характер, Верховный Суд СССР нашел основание в кассационном или надзорном порядке пересматривать смертные приговоры, вынесенные военными трибуналами по делам такого характера, и направлять осужденного на фронт.
Обобщенный опыт такой практики лег в основу принятого 22 апреля 1942 г. (то есть еще до учреждения в РККА института штрафных частей) постановления пленума Верховного Суда СССР, в соответствии с которым, если суд при наличии смягчающих обстоятельств признавал более целесообразным направлять осужденного по обвинению в дезертирстве на фронт, то он был вправе путем применения ст. 51 и прим. 2 к ст. 28 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик назначить в виде наказания длительный срок тюремного заключения без поражения в правах с отсрочкой исполнения приговора до окончания военных действий и с направлением осужденного в действующую армию [152] .
152
Сборник документов по истории советской военной юстиции. М., 1954. С. 375–376.
Органы военной юстиции, безусловно, не могли игнорировать упомянутую выше директиву наркома юстиции СССР и прокурора СССР от 31 июля 1942 г. Но в большинстве случаев, имея в виду необходимость сохранения в живых лиц, которых предстояло осудить по указанным в директиве статьям УК РСФСР, для использования их в боях в составе штрафных частей, военные трибуналы опирались на постановление пленума Верховного Суда СССР от 22 апреля 1942 г.
В этом же направлении военно-судебные органы ориентировал и один из авторов директивы от 31 июля 1942 г. – нарком юстиции Н.М. Рычков. Своим приказом от 26 августа 1942 г. «О задачах военных трибуналов по проведению в жизнь приказа НКО СССР № 227 от 28 июля 1942 г.» обязав их вести настойчивую борьбу за обеспечение строжайшего порядка и железной дисциплины в каждой части, подразделении и учреждении, нарком потребовал от председателей и членов военных трибуналов «решительно отказаться от шаблонного подхода к разрешению дел и оценки фактов лишь по узкоформальным признакам наличия в действиях обвиняемого элементов состава преступления», а также «покончить с практикой огульного осуждения многих лиц, в отношении которых могут быть приняты меры дисциплинарного воздействия и меры, предусмотренные приказом № 227 (направление в штрафные роты и т. п.)» [153] .
153
См.: Военные трибуналы – органы правосудия в Вооруженных силах СССР. 70 лет военным трибуналам. М., 1988. С. 141.
Как показывает анализ правоприменительной практики, судебно-следственные органы чаще всего прибегали не к ст. 58, а широко опирались на ст. 51 УК РСФСР, которая позволяла назначить наказание ниже низшего предела. Это происходило особенно в тех случаях, когда «применяемая для квалификации преступления статья грозила высшей мерой наказания, а военный трибунал не устанавливал в этом практической целесообразности» [154] .
Еще одна статья – 193 УК РСФСР о воинских преступлениях – предоставляла право на отсрочку исполнения приговора по ряду составов преступлений. Военные трибуналы приговаривали преступивших закон лиц (принадлежавших как к рядовому и младшему, так и к среднему и старшему командному составу) к различным срокам лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора до окончания боевых действий. В значительной части случаев это влекло за собой направление осужденных военнослужащих именно на укомплектование штрафных формирований.
154
Чхиквадзе В.М. Советское военно-уголовное право. М., 1948. С. 249.