Обитаемые земли. Дилогия
Шрифт:
Достаточно взглянуть на тело старика, а затем заглянуть в его глаза. Тело пресыщено удовольствиями жизни, но ненасытный дух требовал еще.
— Нет! — закричал Каперед. — Я не позволю!
Не для этого он искал древний город, не ради позорной смерти пересек страну варваров. Не для того, чтобы его подменил отвратительный старик, выгнал из собственного тела.
Каперед кричал, дергался, но не мог вырваться из цепких рук граждан.
— И все-таки слишком мелкий, — сокрушался старик, — приведите верховного жреца!
Он решил начать церемонию, не пропадать
Этот же чужак принес собой запах прошлого.
Каперед слышал шепотки вокруг:
— Он не один.
— Их целое племя.
— Много тел.
Голоса могли принадлежать упырям, подбирающимся к отечеству. Они чуяли запах крови ничего не подозревающих граждан. Кровь — это жизнь, а для этих упырей кровь это способ вернуть ушедшие дни.
Они не собирались есть Капереда. Им нужно его тело, как наиболее подходящее вместилище для духа умирающего.
Как-то отстраненно Каперед подумал: утратили эти люди способность размножаться или еще в состоянии? Является ли зачатие для них таким же священным действием, как и для остального человечества. Или они относятся к этому как к очередному развлечению. Тогда участь беременных жен страшна.
Капереда держали распластанным на земле, не позволяли ему вырваться, причинить вред себе. Ведь он не мог причинить вреда никому из граждан. Старик находился в двух шагах напротив и неотрывно, плотоядно смотрел на вожделенное тело. Немощная плоть прореагировала на страсть старика.
Со всего города собрались граждане, чтобы посмотреть церемонию перемещения.
Люди прибывали хаотично, некоторые несли шесты, деревянные или металлические колья, тряпье. В этом потоке людей не было никакого порядка, но вскоре, словно само собой, начал сооружаться помост, на нем возник алтарь, покрытый рваниной.
Капереда перенесли на алтарь, зафиксировали его конечности каменными грузами. Массивные камни надежно приковали его к широкой плоскости алтаря.
Среди этого хаотичного множества людей выискался и жрец. Он гордо нес на голове священную диадему со стертыми символами и был так же обнажен, как все. Чтобы все граждане могли видеть его уродство — верховный жрец был кастратом.
Появление жреца вызвало всеобщий смех. Граждане потешались над ним и унижали словом и жестом.
Так и задумано, чтобы извратить саму суть жизни древнего города. Его устои и принципы были деформированы, преобразованы в издевательскую пародию на саму себя.
Каперед надеялся, что церемония у них не удастся из-за такого отношения. Но граждане явно не в первый раз творят подобное, они знали, что последует дальше.
Собравшаяся толпа становилась агрессивней, со всего города стекались люди. Некоторые были изуродованы, другие отличались неземной красотой, в равной степени было и тех и других. Каперед мотал головой, стараясь рассмотреть собравшихся.
Их было так много, перед взором мелькали сотни лиц. Верховный жрец терялся на их фоне. Вскоре в жреца полетели камни, стоящие
Жрец нараспев обратился к богам, чтобы получить благословение перед началом церемонии. Или он проклинал их — Каперед мог ожидать всего.
Речь жреца была невнятной, скомканной, а слова звучали иначе. Когда кастрат закончил монотонный речитатив, Каперед понял, что жрец говорил задом наоборот. Но понять сказанное, он так и не смог. Для этого просто не было времени.
Каперед не был безмолвным зрителем, как посетитель театра. Он был действующим лицом трагедии. Находясь в центре событий, у Капереда просто не было времени, чтобы обдумать происходящее. Он пытался высвободиться, кричал и требовал отпустить его, молил о пощаде и предлагал привести в город еще десятки сограждан на потеху этой безумной толпе.
Ни увещевания, ни угрозы, ни подкуп не помогали. Жестокие жители города не были глухи к словам гостя, они наслаждались его мучениями и ловили каждую фразу. Если бы слова имели вещественное тело, толпа бы передралась за каждую фразу, что кидал Каперед. Это были сокровища, принесенные извне, ничего подобного горожане не слыхивали давно.
Они привыкли к бледнокожим варварам, населяющим окрестные леса. Этот чужак принес с собой новый товар, что охотно раскупали жители города.
Ведь Каперед торговец, вот только выгоды от этой сделки он получить не смог.
Жрецу принесли ритуальные инструменты. Среди них были обсидиановый нож, золотые щипцы, тончайшие нити и большая игла к ним. Все это было сложено на алебастровом подносе чудной работы. Служители-кастраты несли в руках керамические вазы, в которых плескалась жидкость, и пересыпался песок. Они встали по левую и правую руку от верховного.
Троица расположилась с западной стороны алтаря, колодец оказался с восточной стороны. На край колодца верные прислужники посадили патриарха. Тот едва держался, в любое мгновение мог потерять опору и свалиться в колодец.
— Приступай! — повелел старик.
Ему не терпелось сменить гнилую оболочку на свежую. Не такую молодую, как он рассчитывал, зато более подходящую для патриарха.
Служители-кастраты поставили вазы на алтарь — ту, что с жидкостью установили рядом с головой жертвы, а с песком поставили у его ног. Каперед почувствовал сильный запах железа. Похоже, что в вазе была кровь.
— Дети железного века! — обратился старик к толпе.
Разговоры мгновенно смолкли. Несмотря на безумие горожан, почтение к старику они сохраняли, как к вожаку их общины.
— Настал день моего перехода, мой дух будет перенесен в новый сосуд. Как видите, — он указал на распростертую жертву, — на этот раз нам досталось другое мясо. Этот червь утверждает, что прибыл с юга!
По толпе волнами раскатился шепот.
— Да! В сторону юга ушли наши братья и сестры, не пожелавшие остаться в своем доме, среди могил предков. Они из страха бросили дом, отказавшись от обычаев и наследства. Они деградировали, смешав свою кровь с варварами. И вы видите, что породил их союз!