Обитатели холмов
Шрифт:
— Как же вы вернетесь? Как сможете преодолеть все то, через что мы уже прошли? — удивился Орех. — Да если вам и удастся дойти до дома, вас, скорее всего, убьют за драку с офицером ауслы, вы что, забыли? Ради Фрита, если уж вы решили остановиться, чтобы поговорить, говорите что-нибудь путное.
— Но ведь это не мы дрались с Падубом, — напомнил Плющик.
— Вы там были, и вас привел Черничка. Вы что, надеетесь, они это забудут? А кроме того…
Тут Орех увидел подошедших Пятика и Шишака и замолчал.
— Орех, — сказал Пятик, — ты не мог бы подняться со мной наверх? Это очень важно.
— А
Орех не пожелал узнать, на что похож Плющик. Следом за Пятаком, по уступам, по торчащим пластам торфа он полез среди кустиков тощей травы на каменистый обрыв. На этот раз впереди шел Пятик, который уже отыскал дорогу, и как раз в том месте, которое Орех разглядывал, когда подошел Дубок. Обрыв начинался всего в нескольких футах от клонившегося на ветру вереска, а наверху расстилалась ровная травянистая гладь. Братья, поднявшись, сели. Справа, в желтой дымке, проглядывая сквозь редкие тучи, плыла луна, вдали темнел сосновый бор. Кролики смотрели на юг, на простиравшуюся перед ними унылую пустошь. Орех ждал, что Пятик заговорит, но тот молчал.
— Что ты хотел сказать мне? — наконец спросил Орех.
Пятик не отвечал, и Орех, озадаченный, тоже умолк. Снизу донесся голос Шишака:
— А ты, Желудь, ты, навозная песья рожа, плачет по тебе веревка охотничья, если б у нас было время, я тебе показал бы…
Луна выплыла из-за туч и ярче осветила вереск, но ни Пятик, ни Орех не двинулись с места. Пятик смотрел куда-то вдаль, за край пустоши. Милях в четырех от них, на южном краю горизонта, поднималась гряда холмов высотою в семьсот пятьдесят футов. Ветер дул там сильней, чем на равнине, и гнул буковые деревья Коттингтонского леса на самой высокой вершине.
— Смотри! — неожиданно сказал Пятик. — Вон туда мы и идем. Холмы там высокие и безлюдные, ветер доносит к вершинам каждый звук, а земля сухая, как солома в амбаре. Вот куда мы идем. Вот куда нам нужно.
Орех посмотрел на далекую гряду, наполовину скрытую в дымке. Он понимал, что и речи не может быть о таком походе. Хорошо, если удастся выйти из вереска на какое-нибудь тихое поле, за которым есть крутой склон с молодым подлеском, как дома. Какое счастье, что Пятик не стал говорить о своих дурацких мечтах при всех, особенно теперь, когда забот и так по горло. Надо бы втолковать ему, чтобы он выбросил это из головы немедля, тогда, может, еще обойдется, если, конечно, он не успел разболтать все Плошке.
— Нет, Пятик, это слишком далеко, — сказал Орех. — Подумай, целые мили опаснейшего пути. Если ты только заикнешься об этом, они перепугаются еще больше, а ведь все уже и так на пределе. Нам сейчас нужно одно: найти спокойное место. Я предпочел бы довести до конца то, что нам по силам, чем браться за дело не по зубам.
Пятик ничего не сказал в ответ. Похоже, он целиком ушел в свои мысли. И когда заговорил снова, то обращался скорей к самому себе, чем к Ореху:
— Перед холмами густой туман. Мне сквозь него ничего не видно, но я знаю, что мы пройдем его. Или в него уйдем.
— Туман? — переспросил Орех. — Что ты хочешь этим сказать?
— У
Никакого тумана в помине не было. Стояла майская ночь, свежая, ясная. Орех ждал, и Пятик, немного еще помолчав, сказал медленно, без выражения:
— Надо идти туда. — Голос его упал и стал похож на бормотание спящего. — Идти туда. Кролик, возвращающийся назад, сует голову в капкан. Идти туда — глупость. Идти туда страшно. Идти туда… Нет! — Он весь задрожал, дернулся раза два и затих.
Внизу, под обрывом, Шишак, кажется, завершал свою речь:
— А теперь ты, пучок кротовый, жук навозный, ты, трусливый клещ овечий, быстро марш с моих глаз. Иначе я… — Тут ветер снова отнес его голос.
Орех снова взглянул на неясную цепь холмов. Пятик, все еще бормоча, ерзал за спиной, и Орех, мягко подтолкнув брата передней лапой, ткнулся носом в его плечо.
Пятик вздрогнул.
— Орех, о чем я говорил? Боюсь, мне не вспомнить. Я хотел тебе показать…
— Ерунда, — ответил Орех. — Пошли вниз. Пора нам собраться. Если ты опять почувствуешь что-нибудь такое… странное, держись поближе ко мне. Я за тобой присмотрю.
11
Трудный путь
А потом сэр Бьюмэйнз… проехал все, что только можно проехать: болота, поля и большие долины, и не раз… окунался он с головой в болотную грязь, ибо не знал он своей дороги, а наугад выбирал в тех лесах путь посветлее… И наконец удалось ему выбраться на зеленую светлую дорогу.
Черничка сидел на торфяной кочке и жевал черешки осоки, поджидая, пока Пятик с Орехом спустятся вниз.
— Эй! Что случилось? Где остальные? — спросил Орех.
— Вон они, — ответил Черничка. — Какая тут свара была! Шишак сказал, что если Дубок и Плющик не станут подчиняться, он их попросту растерзает в клочки. А когда Дубок сказал, что желает знать, кто у нас старшина, Шишак его поколотил. — Ну и скандал! А правда, кто у нас старшина — Шишак или ты?
— Не знаю, — ответил Орех — Но Шишак-то, конечно, сильней. Зря он побил Дубка: тот и сам никуда не уйдет, даже если захочет. Он и его приятели поняли бы все сами, будь у них время подумать. А теперь, после трепки, они решат, что идут вперед, потому что Шишак их заставил силой. Я не хочу, чтобы кто-то уходил просто потому, что уходить пока некуда. И слишком нас мало, чтобы ссориться тут или драться. Фрит туманный! Нам что, других забот не хватает?
Они прошли к разлому. Сидя под нависшими ветвями ракитника, Серебряный и Шишак разговаривали с Алтейкой. Поодаль Одуванчик с Плошкой прыгали, делая вид, что их интересует только чахлая низкорослая травка. Еще чуть дальше Желудь старательно зализывал ранку на шее Дубка, а Плющик не сводил с них глаз.
— Потерпи, посиди смирно, бедняга ты, бедняга, — сказал Желудь, явно в расчете на то, чтобы его услышали все. — Дай мне хоть кровь слизать. Тихо ты!
Дубок вскрикнул нарочито громко и дернулся. Орех подошел ближе, и все выжидающе уставились на него.