Обитатели холмов
Шрифт:
Наконец они нашли хорошее укрытие. Июнь поворачивался к июлю, к расцвету лета. Зеленые изгороди на межах разрослись буйно и густо. Кролики прятались в сумеречных, испещренных солнцем зарослях цветущего бутня и майорана. Изучали окрестность, осторожно высовывая носы между высокими шапками желтого коровяка и ворсистыми стеблями анхуза, усыпанными красными и синими цветочками, — излюбленного убежища гадюк. Иногда компания врассыпную пролетала по зеленой лужайке, затканной, словно луг в долине, Черноголовкой, калганом и васильками. В постоянном страхе и ожидании элиля бежали они, не видя
Если бы кролики прошли этот путь много лет назад, когда на пустынных холмах только овцы щипали траву, они не увидели бы пшеничных полей и вряд ли забрались бы так далеко, не столкнувшись ни разу с хищником. Но овец здесь давно не пасут, тракторы распахали пастбища, а люди посеяли ячмень и пшеницу. Со всех сторон кроликов окружал запах густых созревающих злаков. Мышей было огромное количество, да и пустельги не меньше. Пустельгу кролики побаивались, но Орех оказался прав — ни одна пустельга не станет связываться со взрослым здоровым кроликом. Во всяком случае, на наших приятелей сверху никто не напал.
Незадолго до на-Фрита, в самую жару, Серебряный задержался возле невысокого колючего кустика. Ветра не было, и воздух благоухал сладким, похожим на запах хризантем ароматом горных цветов — пупавкой, пижмой, тысячелистником. Подошли Пятик с Орехом и примостились рядышком, а Серебряный ткнул лапой на открывшийся перед ними склон.
— Орех-рах, — сказал Серебряный, — вот тут начинается лес, который не понравился Падубу.
Через двести-триста ярдов прямо перед кроликами, поперек их пути, стояла полоса деревьев, протянувшаяся в обе стороны, насколько хватало глаз. Они дошли до Портуэйской дороги (правда, дорогой ее можно назвать лишь местами) — дороги, которая шла от северной оконечности Андовера до Сент-Мэри-Бурн с его колокольнями, ручейками и грядками с кресс-салатом, а потом через Брэдли-Вуд и через холмы к Тэдли и заканчивалась в Сильчестере, основанном еще римлянами и названном ими Калева Атребатум. Там, где дорога проходит через холмы, вдоль нее три мили кряду тянется Пояс Цезаря — узкая полоса деревьев, прямая, как и сама дорога. В этот жаркий полдень земля в лесу, словно сетью, была накрыта тенью. Освещенные солнцем кроны хранили прохладу. Стояла тишина, которую нарушали лишь стрекот кузнечиков да тенькающая песенка зяблика среди желтых, похожих на молоточки цветов терновника. Орех поднял уши, повел носом и долго смотрел в неподвижную даль.
— Я не слышу тут ничего плохого, — наконец сказал он. — А ты, Пятик?
— Я тоже, — откликнулся брат. — Видно, Падубу просто не понравилось, что лес не похож на другие — вот что правда, то правда, — но людей там, кажется, нет. Хотя на всякий случай пусть кто-нибудь сбегает и проверит. Можно мне?
Пока Орех разглядывал Пояс, подошла третья группа, и теперь вся компания сидела рядышком. Кто тихонько пощипывал травку, кто, опустив уши, отдыхал в зарослях терновника, в испещренной солнцем и тенью зелени.
— Где Шишак? — спросил Орех.
Все это утро Шишак был сам не свой — молчаливый, задумчивый, он почти не обращал внимания на то, что происходит вокруг. В мужестве его сомневаться не приходилось, и потому все
— Драться — пожалуйста, сколько угодно, — говорил Шишак. — Но вот это, кажется, не по мне.
— Чушь, — отозвался Орех. — Справиться можешь один ты. И помни: это тебе не игра на ферме. От тебя будет зависеть все. — Потом, сообразив, что Колокольчик может их услышать, Орех добавил: — Подумай еще раз и попытайся свыкнуться с этой мыслью. А сейчас надо идти вперед.
И Шишак, задумчивый, отправился к изгороди собирать свой отряд.
А сейчас он вышел из-за кустика, цветшего среди полыни и чертополоха, и подошел к старшине.
— Зачем я тебе понадобился? — резко спросил Шишак.
— Пфеффа-рах (король кошек)! — отвечал Орех. — Ты сейчас должен сбегать вон к тем деревьям, а если там есть люди, или кошки, или еще кто-нибудь в этом роде, выгнать их из лесу. Потом доложишь, что путь свободен. Понятно? — Шишак умчался, а Орех обратился к Серебряному: — Слушай, как далеко забираются эти их внешние патрули? Нас могут уже заметить?
— Не знаю, но кажется, уже да, — ответил Серебряный. — По-моему, это зависит только от самих патрульных. И наверняка какой-нибудь лихой капитан может заставить своих дойти и досюда.
— Понятно, — произнес Орех. — Ну что ж, лучше бы избежать такой встречи, но если мы все же наткнемся на эфрафцев, надо сделать так, чтобы никто из них не вернулся домой. Это одна из причин, почему я хотел взять побольше наших. Если в лесу все тихо, спрячемся там. Может быть, эфрафцев он пугает не меньше, чем4Падуба.
— Но нам же в другую сторону, — удивился Серебряный.
— А мы не в Эфрафу, — заявил Орех. — Нам нужно найти местечко, где можно спрятаться, чтобы оттуда спокойно подойти к ней поближе. Что ты на это скажешь?
— Только то, что это невероятно опасно, Орех-рах, — отозвался Серебряный. — Спокойно к Эфрафе не подойти, и я представления не имею, где здесь можно сыскать такое «местечко». А патруль, если мы на него все же наткнемся… Там ведь ловкие подлецы. Они просто нас засекут, но сами не сунутся, а вернутся и доложат.
— Шишак бежит, — заметил Орех. — Ну как, все в порядке? Прекрасно! Пошли в лес, пробежимся, посмотрим. Пройдем насквозь — и в поле, чтобы Кехаар увидел. Он прилетит сегодня после полудня, и нам его ни в коем случае нельзя пропустить.
Меньше чем через полмили кролики вошли в небольшую рощицу, примыкавшую к южному концу Пояса Цезаря. На запад, ярдов, может быть, на четыреста, снова тянулась узкая и сухая впадина, заросшая сорняками и жестким желтоватеньким луговиком. До заката было еще далеко, когда с востока прилетел Кехаар и заметил за Поясом Цезаря светлые пятнышки разлегшихся в крапиве и лебеде кроликов. Сделав плавный вираж, поморник приземлился недалеко от Ореха с Пятиком.
— Как там Падуб? — спросил Орех.
— Он гофорит, — ответил Кехаар, — гофорит, что фы не фернетесь. — И добавил: — Мессес Ромашка решить стать мамашей.