Обитель духа
Шрифт:
– Я знаю, что говорил это много раз твоей матери, – наконец произнес господин Ито. Его плечи распрямились, черты лица стали жестче. – Но тебе скажу в первый – и единственный раз. Я больше не стану пить. Я пил, потому что жизнь моя казалась мне лишенной смысла. Я считал, что несправедливо мне было родиться таким никчемным, ничего не сумевшим совершить. Эта мысль разъедала меня изо дня в день, как уксус. Но так было до сегодняшнего дня. Теперь я знаю, что можно прожить и сорок, и пятьдесят лет ради одного значительного события в своей жизни. Тебе не придется следить за мной.
– Я верю тебе, отец. – Мысли Юэ уже были где-то далеко. – Но тебе придется нарушить свое слово еще один раз, – с этими словами он протянул бутылку.
Маленький добродушный господин Ито невозмутимо разбил бутылку о стену, нимало не заботясь о том, что может кого-то разбудить.
– По-моему, это
Рассвет в Восточной Гхор – зрелище удивительное. Небо светлеет, разливает вокруг нежные оттенки розового, персикового и оранжевого. И вот наконец солнце яркой вспышкой вырывается из-за гор. Здесь, в уютной долине у их подножия, можно охватить взглядом три из четырех границ Поднебесной. На востоке – хребет Крох-Ог, – рыжеватые каменные гряды, словно горбатые спины стада древних драконов, пасущихся в облаках. За этим хребтом следуют высушенные безлюдные плоскогорья с редкими жителями неизвестных разрозненных племен, до самого края обитаемой земли, Моря Бурь. На севере – три узких горла ущелий между высокими отвесными скалами по имени Три Сестры – тонкие перемычки, отгораживающие Империю от северных степей, населенных бесчисленными красноволосыми варварами. Здесь, в Восточной Гхор, жизнь всегда неспокойна, жителям приграничья приходится быть начеку, ожидая угрозы. Однако куда чаще, чем на север, гхорцы с опаской глядят на запад. Туда, где высочайшие вершины мира, почти вдвое превышающие серебряные ледники Крох-Ог, ежевечерне кладут на долину Гхор свои густо-синие гигантские тени. Именно там, за стеной из камня и льда, прячется Ургах – княжество колдунов, средоточие ритуальных школ практически всех религий. Только шэ, посетивший Ургах, пользуется почетом. Только колдун, прошедший там испытание, будет допущен к практике. Только амулет из Ургаха помогает – и потому обладает совершенно неприличной ценой где-нибудь южнее. Половина торговцев в Восточной Гхор – торговцы амулетами, эликсирами, сборами целебных трав, поставляемыми Ургахом. Приносящие из своих путешествий смесь восхищения и ужаса перед странными обрядами, диковинными историями и несравненными творениями его мастеров… Восточная Гхор, хоть и является частью Империи, живет в тени Ургаха, как и в тени Падмаджипал, – самой высокой из шести вершин гигантского хребта, чье имя переводится с их языка как «Слеза Бога». Потому что, согласно древней легенде, когда дети бога, люди, в первый раз познали убийство себе подобных, Падме заплакал о несовершенстве сотворенного им мира, и слеза его была такой огромной, что он заморозил ее, едва она достигла земли, – так как, растаяв, она бы уничтожила все живое под слоем вод.
О-Лэи просыпается оттого, что лучи солнца, появляясь между Крох-Ситх и Крох-Ратх, Небесными Братьями, падают ей на веки. Ощущение это незабываемое – словно кто-то гладит лицо теплой бесплотной рукой. Девочка втайне мечтает, что нравится Братьям, и, когда она вырастет, кто-то из них обязательно войдет в смертное тело, чтобы найти и полюбить ее, О-Лэи. Какое-то время она улыбается своим мечтам, – прежде чем вспомнить, кто они и зачем здесь. Тогда улыбка сползает с ее губ. О-Лэи открывает глаза и встречается взглядом с матерью. За эти бесконечные дни они научились понимать друг друга без слов: О-Лэи достаточно увидеть в глазах матери эту смесь отчаяния и надежды, чтобы понять: пока ничего. Опять ничего. Слава милосердной Иань – ничего.
– Ждать – это великое искусство, О-Лэи, – любил говорить ей отец. – И в этом искусстве первенство принадлежит женщинам. Каждый военачальник должен начать обучение у своей матери.
«Различают ожидание кролика, ожидание орла и ожидание змеи, – повторила про себя О-Лэи слова из отцовской книги. – Тот, кто ожидает как кролик, будет рано или поздно съеден, потому что его ожидание вызвано слепым страхом. Тот, кто ожидает как орел, обозревает цель и выбирает добычу. Но в это же самое время он сам уязвим для стрелы. Его слабость проистекает из выбранной им атакующей позиции, из его силы. Самое правильное ожидание – это ожидание змеи. Когда змея лежит на камнях, она кажется полностью расслабленной. Но если присмотреться, ее тело всегда двигается почти незаметно для глаза. Потому, если ее потревожить, змея бросается мгновенно на не ожидающего этого противника. В этом – суть стратегии ожидания».
Мы ожидаем как кролик.
– О-Лэи, помоги мне. – Мать села перед зеркалом и начала обновлять слой пудры на лице. Служанок им дать и не подумали, своих слуг взять не позволили, и теперь с премудростями прически
– Будь добра, сегодня «Ветви ивы в ожидании осени», – невозмутимо попросила мать. Придворная прическа второго ранга, настроение – осеннее, с намеком на тоску по ушедшему. Госпожа И-Лэнь, бывшая фрейлина императрицы второго ранга, дочь главы провинции Транг, племянница Первого Министра из благородного рода Яншао, знала толк в умении произвести впечатление. Несмотря на отсутствие слуг. Несмотря на вопиющую убогость жилища. Несмотря на то, что им самим приходилось стирать себе одежду и выносить ночные горшки. Ни одной жалобы за все эти четыре года ссылки.
– Прекрасно, О-Лэи! – Мать изогнула кипенно-белую шею, поворачивая голову, чтобы разглядеть прическу. – На днях нужно будет попросить немного басмы, чтобы закрасить седину. Благородная дама не имеет возраста. Запомни это, О-Лэи. И принеси мне шарф – тот, прозрачный. «Ветви ивы в ожидании осени» прекрасно сочетается со всеми осенними цветами.
Черные, как обсидиан, глаза матери цепко оглядели ее.
– Пожалуй, ты еще продолжаешь расти… Это хорошо, а то я уже испугалась, что ты останешься такой крошечной, тебе же уже двенадцать. Впрочем, маленькие женщины хоть и не в моде, но имеют больше шансов на замужество – не так много мужчин любят иметь жену выше себя ростом… Вытащи палец изо рта, О-Лэи! Как можно грызть заусенец! Разве ты какая-нибудь скотница? Вот так. Теперь повернись. Яркие цвета тебе носить еще рановато, а белый так потом трудно отстирать! Давай обойдемся тем, цвета весенней зелени. К нему пойдет прическа «Не тревожьте!» Ведь правда, ты бы не захотела, чтобы тебя тревожили? И снова наденем вот эти гребни с нефритовыми вставками. Чудесно. Этот бледно-зеленый очень идет тебе, ты в нем похожа на водяную фею чани – из тех, что живут один день, хоть это и грустно, но так прекрасно…
– Мама, сколько прошло времени с того, как он уехал? – О-Лэи знала, что этот вопрос нельзя задавать, но утерпеть не могла.
– Сорок семь дней, – ровно ответила госпожа И-Лэнь. Ее пальцы, закреплявшие гребень на голове девочки, слабо дрогнули.
– Тогда… Тогда скоро мы…
Лицо матери вмиг оказалось рядом с ее, широко распахнутые черные глаза обожгли.
– Молчи. Молчи, если хочешь жить. Если хочешь, чтобы твой брат жил.
О-Лэи невольно обернулась туда, где безмятежно сопел пятилетний Бусо, ее брат. Который уже ничего не помнит, кроме этого глинобитного дома в горах. Не помнит, как отец вернулся победителем величайшей из битв, как копыта его коня утопали по бабки в цветах, брошенных на дорогу в его честь.
– Извини, мама.
Ей стоило больших усилий, чтобы голос не задрожал.
– Вчера я встретила женщину-шэ, – помолчав, сказала госпожа И-Лэнь. – Я возвращалась из храма, где молилась о… Мы шли с другими паломницами обратно. Та женщина сидела у дороги. Она была так грязна, по ее слипшимся волосам ползали насекомые. Боюсь, я подобрала подол платья, чтобы обойти ее. Правда, я бросила ей монетку. Тогда та женщина ухватила меня за подол и сказала: «Завтра ты начнешь новый путь. Та монетка, что ты дала мне, покатится к самой высокой горе в Пределе Печали. Но те вши, от которых ты хотела себя уберечь, поселятся в одеждах твоей дочери».
– Я никогда не опущусь до этого, мама. – О-Лэи вздернула подбородок. – Лучше умереть.
– И я скорее умру, чем допущу это, – очень официальным тоном произнесла госпожа И-Лэнь. – Всегда помни, кто ты, О-Лэи. Всегда помни: в тебе течет кровь императоров, прямых потомков Синьмэ. Ты – дитя двух благороднейших родов Империи. Ты – дочь Фэня из рода Дафу, величайшего стратега всех времен.
На последнем слоге голос женщины зазвенел, она сглотнула.
– Я помню, мама, – прошептала О-Лэи. – Всегда буду помнить.
Мать прижала ее к себе, и какое-то время они сидели в тишине. А потом в дверь постучали.
– Господин убэй Тян вернулся и просит вас спуститься в зал, – прокричал через дверь чей-то голос. Сердце О-Лэи ухнуло куда-то вниз и сейчас трепыхалось где-то внизу живота, изнемогая от понимания, смешанного с остатками надежды.
– О-Лэи, возьми Бусо и закрой лицо, – приказала госпожа И-Лэнь. Она подошла к зеркалу и принялась поправлять практически незаметные глазу изъяны макияжа. Ее лицо было совершенно неподвижным под толстым слоем белил, изящный разрез глаз подчеркнут тушью тонкой линией, достигавшей висков. Губы выкрашены в цвет сливы в полном соответствии с дворцовой модой. Все в ней, казалось, кричало о неподобающем обрамлении для этого великолепного средоточия женской красоты и изящества. Госпожа И-Лэнь оглядела дочь, поднявшую на руки заспанного мальчика, качнула головой, одобряя открывшуюся картину, и поднялась.