Обитель душ. Книга 1. Окаянная душа
Шрифт:
– Чувствуешь?
– Эни не смотрела на Курта, но юноша понял, что она обращалась к нему.
– Что?
Движения губ Эни успокоили Курта. Ему не понравилась эта внезапная остановка времени - как будто само понятие движения замерзло вокруг тела Эни. Пусть лучше ерзает на месте - так спокойнее, так жизненнее. Что он будет делать, если вокруг него вновь замерзнет время? Не будет движения? Одиночество. Вновь один. Вновь вернется пустота. Она обернет его, как пушистое одеяло, но на самом деле мерзкое, душащее, оглушающее, отрезающее от звуков, от движения, от жизни. Нет, вокруг него должна быть жизнь! Он совсем недавно избавился от кошмаров, он слишком привык к этому жизненному чувству. Он не может потерять его, не может вернуться к той пустоте.
Курт жадно уставился в лицо Эни, словно голодающий на рассыпанные по столу крошки. Движения губ, раздувающиеся ноздри - есть, есть движение. "Не замирай, не отдавай меня тьме снова!
– хотелось ему крикнуть. Эни повернула к нему голову.
– Да, движение, движение - жизнь! Двигайся! Прочь, тьма! Прочь от меня! Прочь!"
Курт тяжело выдохнул. Чувство, словно воздух не хочет покидать тело. Переработанный, удушающий воздух цепляется за легкие, теряется, запутывается в ребрах и душит, душит, душит. Янтарные глаза сфокусировались на Курте. Все, теперь он точно знал, что Эни смотрит на него, видит теперь только его. Вдох-выдох. Новый вдох получился легко и успокоено.
– Так чувствуешь или нет?
– Эни вопросительно ловила взгляд Курта. Тот старательно прятал глаза, опасаясь, что остаточные следы приступа отразятся в них болью. Курт расцепил свои руки и с удивлением заметил на коже красноватые отпечатки, словно кто-то с силой вдавливал в нее миниатюрные полумесяцы. Он настолько отвлекся, что не заметил, как вцепился ногтями в собственную кожу, да так, будто хотел прокопать все слои и добраться до сосудов. Засосало под ложечкой. Даже как-то подташнивать стало.
Курт с трудом оторвал взгляд от собственных рук и уставился на Эни. Она уже давно что-то ему твердила. Или что-то спрашивала. Сосредоточить внимание на ней оказалось ужасно сложным занятием. Интересно, чувствует ли то же самое Эни, когда, отвлекшись на что-нибудь экстраординарное, пытается вновь сфокусироваться на собеседнике? И как теперь по этой причине кидаться тапками в Эни, если он сам начинает замечать у себя подобную привычку?
– Что у тебя?
– с трудом выговорил Курт. Янтарные глаза по цели, янтарные глаза по цели... Не отвлекаться, не отвлекаться...
– Аромат лимона.
– Эни вновь принюхалась.
– Лимона?
– Курт нахмурился. Спокойствие обрушилось на него лавиной апатии. Но именно эта доза апатии смогла уравновесить тревожную энергию, заставляющую биться его сердце с бешеной скоростью, а мышцы сводить судорогой. Вот он едва не задыхался, словно забывшийся эпилептик, и тут вдруг щелкнул незримый выключатель - и вуаля - разум наполнился холодным спокойствием. Дыхание стало ровным, ритмичным. Все что сейчас предстанет перед Эни во взгляде его - это лишь спокойствие, разумность, хладнокровие, - все то, за что его ценили окружающие, то, что позволило ему приобрести статус президента Ученического Совета.
Эни вопросительно глядела на него. Ее глаза всегда источали теплоту, даже в минуты расстройства или усталости. Курту очень хотелось широко ей улыбнуться. Ведь необязательно строить из себя ледяное полено перед Эни - она не оценит. Не эти черты в нем были ей по душе. Может, если бы они были одни, Курт смог бы расслабиться - наверняка смог бы. Только с Эни он мог ощущать ту умиротворенность, о которой не смел даже мечтать до встречи с ней. А так, не расслабишься. Чертова репутация. Он словно выполнял очередную каждодневную тренировку. "Я - лед, вокруг меня лед, и я вижу, как вы млеете от того, что я лед". Ну, ничего. Курт не жаловался. Тренировки тоже полезны.
– Лимоном пахнет.
– Эни сглотнула.
– Почему пахнет лимоном?
– Я ничего не чувствую.
Нос Курта все еще щекотал остаточный душок листка с рейтингом. Если в кабинет закрался иной аромат, то сквозь этот запах он пробиться не мог. Дверь кабинета открылась. Ученики тут же примолкли, чинно изобразив примерных и послушных детишек. В помещение впорхнула Лучникова - преподаватель географии. В обычной своей суетливое манере она жестикулировала и что-то втолковывала сопровождающему ее человеку. Курт попытался сфокусироваться на собеседнике Лучниковой, но на фоне ее энергичности и способности занимать больше пространства, чем того требовала ситуация, незнакомый субъект пребывал почти в полной невидимости.
Процессия достигла района доски. До Курта донеслись отдельные фразы несвязной речи Лучниковой - она бойко говорила что-то о "творческой организованности". Стоявший рядом с ней молчал. Впереди сидящие ученики привстали на местах, поэтому из-за их голов Курту удалось заприметить только то, что оппонент Лучниковой был невысокого роста.
Взгляд Курта упал на Эни. Лица ее он видеть не мог, но почувствовал, как девушка напряглась.
– Эни?
– позвал Курт, осторожно касаясь кончиками пальцев ее спины. В следующую секунду он отдернулся к спинке стула, потому что Эни резко развернулась к нему. Никогда прежде он не видел такого пламени в ее янтарных глазах. Она исступленно вцепилась в его руку и громко прошептала:
– Это он!
Курт вытаращился на нее. Его мозг кольнула догадка, но как же он не хотел, чтобы это было правдой!
– Кто?
– Мой БЕЛЫЙ РЫЦАРЬ!
– Эни сильнее впилась ногтями в кожу его руки, но через мгновение выпустила и отвернулась, взбудоражено качнувшись на стуле.
Курт с секунду смотрел на ее спину - Эни слегка потрясывало. Тогда он встал во весь рост и испытующе уставился на Белого Рыцаря девушки. В таком положении никто ему обзор не закрывал. Рядом с трещащей без умолку Лучниковой стояла худенькая фигурка, почти утопающая в своей мешковатой одежде. С ходу бросались в глаза снежно-белый цвет ветровки мальчишки и черные ленты, обмотанные вокруг рукавов. На голове у него, как и описывала Эни, была надета темная шапка-гаврош, а поверху натянут капюшон. (И это в помещении-то?!) Он не шевелился, безмолвно выслушивая болтовню преподавательницы географии, но Курт, всматриваясь в развязность его позы, в положение рук, засунутых в карманы, и полную расслабленность, предположил, что мальчишка пропускает все мимо ушей.
Внезапно Лучникова осознала, что надо бы уже начать урок, и с беспокойством повернулась к любопытствующим ученикам.
– Так, начинаем урок! По местам, по местам! Быстро!
– чирикала она, деловито роясь на учительском столе. Заметив, что Курт все еще стоит, преподавательница поджала губы и суетливо махнула ему рукой, чтобы он опустился на стул. Курт нахмурился, но подчинился.
Внимание всех было приковано к мальчику, оставшемуся в одиночестве у доски, когда Лучникова отошла к столу. Его лицо было в тени, и увидеть выражение на нем не представлялось возможным. Курт встревожено глянул на нахохлившуюся Эни. Он боялся, что та в порыве чувств может выкинуть что-нибудь этакое. Но его опасения не оправдались. Эни вела себя на редкость хорошо.