Обитель душ. Книга 1. Окаянная душа
Шрифт:
Курт устало протер глаза и нацепил очки, отстраненно размышляя, что неплохо бы сменить оправу на какую-нибудь новую, может даже модную. Спускаясь по лестнице, он с нескрываемым наслаждением слушал отзвуки своих шагов, прорезающих тишину в пустой школе. Перед тем как пойти домой юноша решил прогуляться в школьном саду. Такие прогулки всегда бодрили его в период повышенной утомляемости или успокаивали, когда взрыв эмоций был практически неизбежен.
Юноша полностью погрузился в свои мысли и заметил фигурку, которая как будто выросла из-под земли, только когда чуть не налетел на девушку. Он ошеломленно отстранился, одновременно пытаясь вспомнить, где видел ее раньше. Девушка была ростом чуть выше Эни и намного плотнее. Ее черные волосы до плеч были завязаны в два хвостика - любимая прическа Эни. Девушка боязливо щурилась и переступала с ноги на ногу. Наконец, юноша смог узнать ее. Она была ученицей из параллельного класса, и звали ее Тишь. Фамилию, к сожалению, Курт вспомнить не смог.
– Курт...
– позвала Тишь, и глаза ее испуганно расширись, будто не она его позвала, а он ее.
Юноша молча смотрел на нее, ожидая продолжения. Может, хочет по урокам что-нибудь спросить?
– Курт, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
– выпалила девушка и пугливо замерла, будто собственная смелость ужаснула ее.
Тирнан в первые секунды растерялся. Не мастак он был попадать в такие ситуации. А девушка между тем стояла напротив, опустив голову, и отчаянно краснела.
– Курт, прими мои чувства.
– Девушка еще больше покраснела и робко подняла на него взгляд.
Юноша ошарашено молчал. Нет, не в первый раз девушки признаются ему в любви, но всякий раз он терялся: что ответить, как ответить и главное, как не расстроить человека, открывшего ему свои чувства. Отказывать им было тяжело. Каждый раз в глазах девушек появлялась грусть. У Курта больно сжималось сердце, когда они начинали плакать.
– Не можешь принять?
– губы Тишь задрожали.
– Потому что, Курт, для тебя есть кто-то важнее?
Парень видел, как глаза Тишь наполняются слезами, но сказать что-то был не в силах. Снова этот ступор. Боязнь обидеть всегда была одной из самых жутких слабостей Курта.
– Значит, есть, - девушка опустила голову.
Курт уже было открыл рот, но рядом вдруг громко хмыкнули:
– Что за "кто-то важнее"?
Из-за угла вальяжно вышла Зарина. Шапка-гаврош вновь красовалась на ее голове и по-прежнему скрывала в тени половину лица, но даже в сумраке головного убора светились насмешкой внимательные глаза. Курт машинально отметил, что в такой одежде ему все еще трудно воспринимать Зарину как девочку.
На расстоянии пяти шагов от Тишь Зарина на ходу лениво наклонила голову влево. Ее взгляд без особого интереса проскользнул по лицу девушки.
– Используя в речи степени сравнения, человек подразумевает первоначальное явление в прошлом, с которым и сравнивает конечное явление в настоящем.
– Зарина отвернулась от Тишь, продолжая также размеренно шествовать по тропинке, не вынимая рук из карманов.
Говоря, Зарина не повышала голос, и, казалось бы, речь ее была обращена к воздуху - ни особой эмоциональности, ни выразительности, чистая констатация.
– "Важнее" кого-то, кто в настоящем имеет значение для Барона. В данном случае получается, что ты подразумеваешьсебя, и при этом не только вписываешьсебяв ближайшее окружение Барона, но и причисляешьсебяк разряду"важных людей для Барона".
Зарина прошла еще пять шагов и медленно обернулась. Ее губы растянулись в ухмылке:
– Какая самонадеянность.
Тишь побледнела. Курт невольно сжал кулаки. Снова. Снова эта гримаса! Никто и ничто никогда не вызывал у него столько отвращения, как это выражение на лице Зарины. Эти чувства были столь сильны, что Курт практически начинал ненавидеть себя за эти эмоции. Он никогда не хотел быть лицемерным, никогда не судил о людях по первому впечатлению, и всегда мог сдержаться, даже умел умерить внутреннюю неприязнь, но сейчас его словно скрутило. Жгучее неудержимое отвращение рвалось наружу и даже приятные воспоминания о долгих спокойных годах, проведенных с Эни, которые раньше помогали умерить пыл, здесь оказались бессильны. Чистая чернота ступала из души, а там где пробивались ее щупальца, оставалась изнуряющая пустота.
Курт забыл, как нужно дышать и все смотрел и смотрел на Зарину. Из транса его вывел всхлип. Парень отрешенно глянул в сторону объекта шума. Напротив него все еще стояла Тишь, прижав дрожащие руки к лицу и испуганно глазея на Зарину.
Эштель пожала плечами и со скучающим видом продолжила свой путь.
– Про... Простите меня!!!
– Тишь сорвалась с места и, рыдая на ходу, пронеслась рядом с Зариной и скрылась за углом школы.
– ТИШЬ!
– запоздало крикнул ей вслед Курт.
Зарина тоже практически скрылась из виду.
– Как тебе не стыдно!
– крикнул в спину Зарины Курт.
– Как можно вот так прямо сказать такое человеку?!
Девочка остановилась и медленно обернулась.
– А твой тон! Ей и так далось тяжело это признание! И...
Солнце медленно приближалось к горизонту. В ярких огненных красках заката фигуру Зарины словно пламя поглотило. И не было бы зрелища, когда-либо поражавшего воображение Курта, прекраснее этого, если бы не холод, струящийся из глубин прекрасного факела, рожденного закатом. Глаза, один цвета невинной небесной лазури, другой цвета живительной зелени, источали холод, портящий теплоту, щедро подаренную природой.
И даже пламя необъятной жизни погасит сей равнодушный лед...
Зарина моргнула, и тело Курта перестал бить озноб. Он сглотнул, решившись вновь посмотреть в глаза Эштель, и тут же пораженно замер - девочка улыбалась ему, и улыбалась теплой живительной улыбкой, наполняя душу необъяснимым светом. Сердце Курта непроизвольно забилось быстрее. В воздухе больше не витало ощущение пустоты. Она испарилась, уступив место легкости и безмятежности. Поразительные перемены.
Еще секунду Зарина смотрела в глаза Курта, а потом, развернувшись, скрылась за углом. Тирнан молча стоял на тропинке. Нежное тепло продолжало ласкать его душу, но в разум уже вернулось утраченное хладнокровие. Парень задумчиво глянул на то место, где недавно стояла Зарина. Как бы ни хотелось ему поверить в искренность этого тепла, но мысли о том опустошающем холоде не покидали его сознание, нещадно вгрызаясь в чернозем души и легкомысленно роняя сорные семена сомнения.
И как бы нежно ни грела его та девичья улыбка, Курт понимал только одно: он никогда не был лицемерным, но это не означает, что рядом не может быть человека, искусно скрывающегося под бесформенной маской лицемера.