Обитель Варн
Шрифт:
вонючей камере дохнуть от жары, жажды и голода. И все из-за своего ослиного
упрямства… Как перспектива?
— Класс.
— Ладно, отмороженная, — прищурился лейтенант и вдруг гаркнул. — Встать!
Алиса с трудом поднялась.
— Сесть!
Села, вернее шлепнулась обратно.
— Встать!
Стокман дубль два? Ох, и богаты нацвойска подобными дуболомами…
— Сесть! Встать! Сесть! Встать! Отжаться!… Сесть!.. Продолжим: где вы взяли
гильзы?
— Нашла, — прохрипела Алиса.
— Где?
— Под вашей кроватью!
— Фу, рядовая Сталеску! Грубите старшему по званию? Еще одно вопиющее нарушение
устава…Как давно вы планировали убить сержанта Стокмана? Фамилии соучастников?
— Ничего я не планировала, никого не убивала, соучастников не приобретала.
— А ведь Стокман скончался, Алиса. Не далее, как два дня назад, ушел к предкам,
не приходя в сознание. Понимаешь, что это значит? Да, трибунал и расстрел.
Постараемся смягчить приговор, заменив его пожизненным, или будем упрямиться
дальше?
Алиса молчала: ей подходил третий вариант — отслужить оставшиеся десять месяцев,
пусть с тоннелями и даже пусть под началом Стокман, но отслужить и покинуть `дружескую'
территорию дивизиона навеки, вычеркнуть из памяти эти два года, как досадное
недоразумение, жуткий, но сон. Однако именно этот вариант ей больше и не светит.
— Значит, будем упрямиться… Хорошо. Фамилия?!
— Сталеску.
— Не слышу.
— Сталеску!
— Личный номер?
— 231351
— Кто вам помогал осуществить план убийства старшего по званию?
— Полковник Карлов и лейтенант Федосов.
Лейтенант, не сдержавшись, ударил ее по лицу. Алиса свалилась с табурета. Тяжело
поднялась, потрогала пальцами разбитую губу и исподлобья посмотрела на мужчину:
— Нервы сдают, лейтенант?
— Сядь, — поморщился Федосов, потер шею, отвернувшись к окну. — Мне еще не
доводилось бить женщин. Паршивое, надо сказать, ощущение… Но ты меня достала.
Взаимно — согласно кивнула Сталеску, возвращаясь на табурет.
— С минуту на минуту придет моя смена. Я знаю кто и не завидую тебе. Для него
ударить человека, что муху убить.
— Пугаете?
— Констатирую. Он лирику усопших поэтов тебе читать не станет и уговаривать не
подумает — выбьет информацию, причем ту, что нужна ему. Ты все скажешь,
подпишешь, согласишься с любым вздором буквально через сутки. Максимум. Причем
будешь рада взять на себя и чужие преступления… Что так смотришь? Думаешь, лгу?
Ничуть. Смысл? Он явится через четыре минуты — очень пунктуальный человек — и ты
сама убедишься в его выдающихся способностях. Вспомнишь еще лейтенанта Федосова
добрым словом… Три минуты… Выбор за тобой: общаешься со мной — а я, так и
быть, готов ради твоих прекрасных глаз остаться в этой неблагоустроенной сауне.
Жалко мне тебя — пропадешь ведь…Или будешь беседовать с монстром. Приятных
впечатлений не гарантирую, а вот самых отвратительных будет масса… Две минуты…
Ты явно стремишься в объятья костолома. Не терпится вкусить прелести сломанных
конечностей? Почувствовать себя на месте жертвы средневековой инквизиции и
узника гестапо? Твое право… Минута… Ладно, мое дело предложить, твое дело
отказаться.
Лейтенант слез со стола и принялся складывать дискеты, флэши, бумаги, приводя в
порядок документы. И не обращал внимания на Сталеску.
Алиса даже спать передумала. С долей страха смотрела на сборы Федосова и не
знала, что сказать: остановить? Смысл? Что она ему скажет?
Признаться? В чем?
Добровольно подписать признание во всех смертных грехах человечества?
Да, умеют особисты на психику давить. Ах, мастера! Нет уж, она как-нибудь
переживет уход Федосова и будет дальше придерживаться линии своих показаний —
авось, целой останется. А что там за монстрик лихого лейтенанта сменит, ей, в
общем-то, бирюзово в звездочку.
Дверь за спиной девушки с шелестом отъехала, и Алиса напряглась, чувствуя
невольный трепет.
— О, привет! — качнул ладонью Федосов, приветствуя напарника, который не
спешил предстать пред очи Сталеску, так и стоял за ее спиной. Лейтенант со
значением посмотрел на девушку, добавляя ей неприятных ощущений, и взяв кейс,
пошел на выход.
— Завещаю тебе расколоть этот грецкий орех, — бросил сменщику.
Алиса сжалась, услышав в ответ смешок, и приготовилась к спаррингу с циклопом,
не меньше. Изображать индифферентный спортивный мат или боксерскую грушу она не
собиралась.
Дверь с шелестом закрылась за Федосовым, и новый особист двинулся к столу
подозрительно медленно, словно специально тянул время, нагоняя еще больше страха
на рядовую. Еще бы — наверняка уже в курсе беседы и прекрасно видел, какое