Обитель
Шрифт:
Есть у кошек одна особенность: они помнят времена, когда могли смотреть на истинных владык мира фейри, а не только на королей и королев кошек и бледные подобия остальных, как теперь. Сидя в уголке или где-нибудь у камина, они наблюдают, как вершится история, и не забывают из нее ни минуты. Кое-кто говорит, что кошки — это память фейри, и покуда нас помнит хотя бы одна кошка, мир фейри не умрет. Люди говорят много странного, но порой истина оказывается в том, что нам не дано увидеть. Пусть болтают что хотят про связь кошек с магией, я все равно утверждаю, что большинство их — просто невыносимые надоеды. Включая моих собственных.
Я
— Что, ребята, у вас проблемы с замкнутым пространством? — поинтересовалась я. Они не ответили, не двинулись ни ко мне, ни прочь от меня. — Ну и ладно. — Я покачала головой и вошла внутрь.
Теперь, когда я знала, что происходит, пустота главного здания показалась еще более зловещей, чем прежде. Пока я шла к лабиринту рабочих ячеек, то слышала эхо собственных шагов. Больше всего на свете мне хотелось устроить эвакуацию — отослать выживших по домам или даже отправить их в Тенистые Холмы — и выяснить личность убийцы, не шатаясь по этой гигантской технологической усыпальнице. Но, увы, это было невозможно.
Дверь в офис была раскрыта — Джен с Эллиотом, согнувшись над стопкой каких-то непостижимых чертежей, по очереди брали друг у друга карандаш. Я остановилась, чтобы понаблюдать за ними. Джен подняла голову — в ее глазах был молчаливый вопрос, и я отрицательно помахала ладонью, возвращаясь к патрулированию. Ей не обязательно знать, что ее люди не подчиняются правилам. Разве что они откажутся меня слушать, когда я их буду за это бранить.
Я пошла обратно в зал, где мы впервые встретились с персоналом Эй-Эль-Эйч. Кондиционеры были выключены, освещение тусклое. Мостки наверху казались размытыми пятнами. Все вместе это выглядело как типичное место, посещаемое безмозглыми блондинками в дешевых фильмах ужасов — учитывая количество трупов, которое мы здесь нашли, совсем не плохое сравнение. К счастью, у меня никогда не возникает желания бродить по глухим переулкам в нижнем белье. Стараясь громко не топать, я вошла в лабиринт.
Я не умею двигаться так же бесшумно, как моя мать, — еще одно следствие примеси смертной крови — но годы практики научили меня кое-каким приемчикам, помогающим не шуметь. Как только глаза привыкли к полутьме, я перестала обращать внимание, куда ставлю ноги, и сконцентрировалась на слухе.
По левую руку из лабиринта доносился слабый звук. Клавиши компьютера.
Пока я шла на звук туда, где работала Гордан, ряды рабочих ячеек рассказали мне о потерях Эй-Эль-Эйч больше, чем любое личное дело в мире. Столы несли на себе маленькие личные отпечатки: игрушки, фотографии, букетики высушенных или завядших цветов. Я заметила табличку с именем и остановилась. «Барбара Линч». Тот самый офис, который мы не смогли найти.
— Так вот ты где, — выдохнула я.
Стол был завален бумагами, исписанными какими-то сложными вычислениями, а горка бумажных цветов-оригами молчаливо свидетельствовала о том, какой у Барбары был любимый метод снятия стресса. На полке стояли в основном документы по работе, за
Черт бы все побрал. Сдерживая вздох, я положила снимок на стол. Других фотографий не было, и это меня немного удивило: если Барбара с Гордан действительно дружили так давно, как полагал Алекс, можно было бы ожидать, что здесь будут какие-нибудь приметы их отношений — фотография, открытка или еще что-то — но здесь не было ничего, что указывало бы на то, что они вообще встречались вне работы. Я, наморщив лоб, принялась разбирать наваленные на столе бумаги. Практически все они были вполне будничными: заметки по устранению неполадок в последних программных разработках компании, сообщения о сбоях и отчеты об ошибках.
Барбара занимала в отделе не слишком высокое положение, и судить об этом можно было не только по очевидному отсутствию личного кабинета. Исходя из тех служебных записок, содержание которых я смогла понять, она находилась в самом низу корпоративной пищевой цепочки. Стоило чему-то пойти не так, и большая часть шишек валилась на Барбару. Что еще более характерно, шишки эти прилетали от Гордан.
— Может, поссорились чуток, — пробормотала я, переходя к осмотру ящиков. Все, кроме одного, выдвинулись легко, верхний же оказался заперт. Нахмурившись еще больше, я присела на корточки и осмотрела его. Если попрошу, Джен даст ключ, но сначала лучше подумать. Возможно, у Барбары была безупречно разумная причина запирать ящик — например, кто-то постоянно воровал у нее карандаши.
Или же она пыталась что-то спрятать.
Вскрытие дешевых замков — одна из забав, которым мне пришлось выучиться на своей основной работе. Просто поразительно, сколько семей можно довести до развода с помощью вещей, хранящихся за пятидесятицентовой защелкой типового письменного стола. Я оглядела столешницу, нашла скрепку и, распрямив ее, уже через несколько секунд ковырялась в скважине самодельной отмычкой.
Замки, устанавливающиеся в ящиках столов, обычно требуют на вскрытие не больше минуты — этот исключением не оказался. Три поворота проволочки, защелки вышли, и ящик с громким щелчком открылся. Стук клавиш компьютера Гордан на мгновение смолк, потом возобновился в прежнем стремительном темпе. Затаив дыхание, я вытащила ящик и, поставив на пол, принялась разбирать содержимое.
Верхний слой был вполне типичный: объявления об общих мероприятиях компании, надорванные конверты, корешки старых квитанций, чистые блокноты для стенографии. Просмотрев все это и отодвинув в сторону, я принялась копать глубже. Снова бумаги, снова всякий мусор, которым постепенно засоряется каждый письменный стол в мире. На дне лежала чековая книжка с забавными котятами на страничках. Я перелистала ее и, дойдя до записи прихода и расхода, внезапно замерла.
Большая часть зачисления денег была помечена «зарплата»: это были вполне неплохие суммы, свидетельствующие о приличном, пусть и не сногсшибательном ежемесячном доходе. В них ничего подозрительного не было. А вот в других перечислениях…