Облаченные в тени
Шрифт:
— Спонсор, — повторила Елизавета, — тоже интересно.
Подошедший официант поставил на стол две вазочки с мороженым и бокалы, предварительно наполнив их шипучим и холодным лимонадом. Открытую бутылку поставил тут же и осведомился, будут ли еще заказы.
— Мне достаточно, — сказала Елизавета, — если ты еще чего-нибудь хочешь…
— Пожалуй, все, — кивнул Николай, — спасибо.
Официант удалился, и они сидели несколько минут, разглядывая друг друга. Потом взгляд Елизаветы вновь устремился на гирлянды,
— Посмотри, посмотри! — воскликнула она, — я раньше не бывала здесь после заката и не видела, что зажигают огни!
— А я был, — сказал Николай, поворачиваясь, — захватывающее зрелище. Скоро по озеру должны пустить лодочки для влюбленных. Ты поплывешь со мной?
Елизавета смутилась.
— Но мы же не влюбленные, — почти шепотом сказала она, — вот еще…
— Мы влюбленные, — сказал Николай, — я в тебя, Елизавета, а ты, как мне хочется надеяться, в меня.
— Вы мне нравитесь, и только, — едва слышно сказала Елизавета, — с чего вы взяли, что я должна в вас влюбиться?
— Я смею только робко надеяться на это… — сказал Николай, вновь поворачиваясь к Елизавете лицом.
Несколько невыносимо долгих для Елизаветы секунд, они смотрели друг другу в глаза, и она чувствовала, как в ее груди разливается что-то… что-то похожее на тепло, наверное… Никогда ранее она не испытывала такого удивительного чувства.
Николай вдруг смутился, промямлил:
— Я тут…знаете…одну вещь соизволил написать, когда о тебе думал…я не хотел вам показывать, честное слово…но…знаете…наверное покажу…да, покажу и будь, что будет…
Он долго рылся в многочисленных карманах камзола, пока не извлек сложенный лист бумаги.
— Ой, как интересно! — воскликнула Елизавета, — ты опять написал, что я красива и стройна, как роза? — и посмотрела на букет, лежавший тут же, на краешке стола.
— Вовсе нет, — казалось, Николай смутился еще больше, — это стихотворение. Я никогда не писал стихотворений, но вдохновение было столь сильно, что я не в силах был сдерживаться…
— Читай же.
— Право слово, я боюсь, — хихикнул Николай.
— Чего же боятся? Разве не вы только что заверяли, что любите меня без памяти? Читайте, ну?!
Николай сдался, развернул лист и, склонившись к свету, запинаясь, торопливо прочел:
Когда зажигается свет,
Когда проходит гроза,
Когда уходит рассвет,
Я вижу твои глаза.
Глаза, где любовь и свет
Бушуют, как океан.
Других таких больше нет.
В других не любовь — обман.
Глаза, что, как "чертов круг",
Тревожат все мысли во мне.
Глаза, что приходят вдруг
Ко мне наяву и во сне.
Он поднял глаза на Елизавету. Она сидела, не шелохнувшись, и ошарашено смотрела на Николая.
— Это точно вы написали? — уточнила она вдруг сорвавшимся голосом, — обо мне?
— Только о тебе, — улыбнулся Николай, — я люблю тебя, Елизавета Бочарина. И хочу, чтобы ты вышла за меня замуж!
7
Акакий Трестович Трупной стоял около входа в библиотеку, пыхтел трубкой и, судя по виду, был чрезвычайно доволен.
На дороге, за спиной Акакий Трестовича, его грозного автомобиля не наблюдалось.
— А, уважаемый мой Феофан Анастасьевич, — воскликнул он, стоило Бочарину в сопровождении Бочкина появиться в дверях, — я жду вас уже около пятнадцати минут. Думал докурить трубку и ринуться на ваши, хе-хе, поиски! Я ведь питаю исключительно трепетное уважение к библиотеке, но, поверьте мне, и в ней можно затеряться так, что вас сам черт не сыщет!
Акакий Трестович приобнял Бочарина за плечи и заговорщески зашептал, щекоча усами ухо:
— А ведь знаете, Феофан Анастасьевич, я выяснил, наконец, от чего мне знакома была фамилия этого вашего странного субъекта Бочкина! Стоило мне отъехать от библиотеки, как меня осенило! Ну, конечно, сказал я сам себе, был такой тип, Тарас Петрович Бочкин, который крутился в казначействе при Дворе императора батюшки! Около полугода назад его разжаловали из старших офицеров в юниты, за воровство, и сместили на более низкую должность. Насколько мне помниться, в деле Бочкина фигурировал и Антоний Тупин! Представляете?
— Отлично представляю, Акакий Трестович, — Бочарин отстранился от начальника полиции, — позвольте представить. Вот — Тарас Петрович Бочкин. Тот самый, с кем я разговаривал накануне и который горит желанием свидетельствовать, что оставшиеся одиннадцать похищенных людей уже, увы, убиты!
Акакий Трестович внимательно вгляделся в испуганные глаза Бочкина:
— Свидетельствовать, говоришь? — спросил он.
— Мне многое известно и у меня есть доказательства, — сказал Бочкин, — но я буду говорить только в безопасном месте. Прошу вас поторопиться, пока они не узнали, что я здесь.
— Кто они? — насупился Трупной, — вы что-то от меня скрываете, Феофан Анастасьевич?
— Бочкин утверждает, что чиновников убил Антоний Тупин с помощью призраков, — сказал Феофан Анастасьевич, чувствуя себя прескверно и глупо. Сейчас, при белом свете, он подумал, что все, рассказанное Бочкиным в библиотеке, было не более чем бредом умопомешанного.
— Призраков? — переспросил Акакий Трестович, — в своем ли вы уме, уважаемый Феофан Анастасьевич, чтобы верить в призраков?
— В столь странном деле можно верить во что угодно, — сказал Бочарин, — если уважаемый Тарас Петрович предоставит мне доказательства их существования, то, что ж, я согласен рассмотреть и такую теорию. Тем более, что иных версий у нас пока нет.