Обладание
Шрифт:
— И не вздумай сбежать, Мойра. Я все равно тебя разыщу, и мне будет жаль потраченного на розыски времени.
— Во имя Господа, мой лорд, вызвать ваше недовольство — что может быть хуже для верного подданного? — За явной дерзостью она пыталась скрыть страх за его жизнь и легкую злость из-за того, что он не раскрыл ей место пребывания Брайана. Что же касается побега, то она еще не думала о возможности воспользоваться его отсутствием.
Однако сарказм крепостной женщины лорду Барроуборо забавным не показался. Грубые пальцы схватили ее за подбородок, поднимая лицо.
— Ты совершенно права. Я тебе многое позволяю, но не стоит впадать в заблуждение на этот счет. Часть души твоего лорда уже давно
Он пришпорил коня и скрылся за деревьями.
Она провожала всадника взглядом до тех пор, пока чаща не поглотила его. С ужасающей ясностью она вновь испытала отупляющее ощущение потери, которое впервые охватило ее, когда он увозил Брайана из Дарвентона. Может, всему причина — разговор о мальчике?
Мойра решила уложить на повозку оставшиеся вещи, чтобы отвлечься от странного настроения. Наверное, ей следует молить Бога, чтобы он послал ему смерть. Разве не для того она покинула Дарвентон, чтобы покончить с одной жизнью и начать другую? Достаточно будет единственного знака от Саймона в течение следующих нескольких часов, и она окажется свободной.
Неожиданно она с потрясающей ясностью представила, как это происходит. Мысленно она увидела, как Саймон с братским радушием приветствует Аддиса, угощает его вином, и в этот миг по его неприметному сигналу в Аддиса вонзается безжалостный меч. Мойру сотряс беззвучный внутренний вопль отчаяния. Она увидела взгляд Аддиса, смиренный и понимающий; что-то, похожее на облегчение, мелькнуло в глазах перед тем, как в них угас огонь жизни.
Она заморгала, прогоняя навязчивую картинку и повернулась к тропинке, по которой он уехал. Внезапно она осознала, какое чувство преобладало в его настроении на протяжении всего утра. Обреченность. Какая-то часть его сознания надеялась, что именно так все и произойдет. И она поняла, что Аддис де Валенс сам не отдает себе отчета в собственных стремлениях. Когда-то она уже замечала в нем нечто подобное — некую силу, фатальную и неотвратимую, схожую с той, которая притягивает человека к краю пропасти. Эта обреченность может усилиться оттого, что он вновь окажется в собственном доме, притупляя инстинкты и заставляя забыть о бдительности. Как же она не поняла этого раньше? Ведь тогда она смогла бы предупредить его, сказать или сделать что-то, чтобы подорвать эту силу тайного предательского желания.
Браня себя за глупость и слепоту, она принялась рыться в корзинах, пока не разыскала нож. Мойра встала на колени и перерезала кожаный ремешок, которым к днищу повозки был привязан мешочек с монетами. Затем она достала из повозки небольшую корзину для шитья, положила в нее мешочек и направилась в чащу. Найдя место, где рос густой подлесок, она спрятала в нем корзину.
Он приказал ей оставаться на месте и пригрозил наказанием, если она не повинуется. Однако она была не в силах просто сидеть и ждать, пока солнце дойдет до нужной точки и время сообщит ей о том, что произошло худшее из всего, чего можно было ожидать. Ей нужно было находиться там, где он. Помочь ему, если ситуация будет требовать того, она вряд ли сможет, но, по крайней мере, она будет свидетелем. Пусть в Барроуборо найдется хоть один человек, готовый говорить правду.
Мойра быстро выбрала из повозки несколько корзин, вложила их друг в дружку и надела на руку. Перед тем как тронуться в путь, она оглядела себя: голубое платье, достаточно поношенное и испачкавшееся за прошедшие два дня.
Привратник отступил в сторону без единого слова; открыв рот от изумления. Никто не провозгласил его прибытия, не было обычных гонцов с вестью, но почти мгновенно на центральной улице появился городской люд, чтобы поглазеть на приехавшего лорда. Саймон, скорее всего, уже знал о том, что он жив, однако обитатели Барроуборо изумленно глазели на возродившегося Аддиса де Валенс.
Он не торопился, понимая, что спешка ни к чему — новость о его появлении достигнет замка раньше, чем он сам. Аддис решил дать Саймону время решить, как поступить. Толпа на главной улице становилась все гуще, народ высыпал из домов и лавок, бросая свои дела. Кое-кто последовал за Аддисом. К тому времени, когда он проезжал мимо печей для выпечки хлеба и голубятен, [3] за ним уже тянулась внушительная свита горожан.
Ворота замка были распахнуты настежь. На внешнем дворе громоздились повозки и телеги, с которых купцы и ремесленники продавали всяческую утварь. Над зубчатыми башнями развевались бело-красные флаги, те же цвета преобладали и в одежде стражей и рыцарей, мелькавших в толпе торговцев. Шум голосов поутих, пока Аддис протискивался сквозь толпу к внутренней стене.
3
В средневековой Англии было принято, чтобы хлеб, предназначенный для продажи, выпекался в печах, принадлежащих феодалу — владельцу поместья. Точно так же лорд обладал исключительным правом на голубятни.
Ворота во внутренней стене были закрыты. Аддис подъехал к ним вплотную, остановил коня и стал ждать. Появившийся охранник оглядел коня и всадника и, не обнаружив оружия, дал знак, разрешая ему войти.
Свита горожан двинулась за ним следом, и через минуту во дворе яблоку негде было упасть. Когда ворота поднялись и Аддис проехал внутрь, толпа сразу хлынула за ним, так что стражники теперь не могли опустить решетку.
Он подъехал к ступенькам главной башни. Его взгляд тут же выделил из многоликой массы крепко сложенного темноволосого мужчину, стоявшего наверху лестницы. На нем была богатая красная мантия, украшенная золотой вышивкой и желтыми драгоценными камнями. Рядом стояла сухощавая женщина с недовольным выражением лица и красивый рыжеволосый юный рыцарь.
С приближением Аддиса румяное бородатое лицо Саймона расплылось в широкой улыбке. Вскинув руки в приветственном жесте, он начал спускаться по ступенькам.
— Великий день, брат, благословленный Богом день! Я плакал от надежды, когда до меня дошли слухи о том, что ты жив, но теперь я вижу, что это не просто слухи, и меня переполняет искренняя радость!
Значит, вот как все оборачивается. Аддис спешился и попал в объятия сводного брата.
— Как же все-таки хорошо снова чувствовать под собой английскую землю и дышать английским воздухом, — сказал он, подхватывая предложенный Саймоном тон.
— Бог свидетель, ты прекрасно выглядишь! Похудел немного, но после выпавших на твою долю испытаний удивляться не стоит.
— И ты в прекрасной форме, брат. Потучнел, но выглядишь счастливым и довольным. Мне приятно видеть, что у тебя все в порядке.
— А-а, боюсь, что скоро совсем обрасту жиром, — засмеялся Саймон, стуча себя кулаком по бочкообразной груди. — Но идем же, идем — он указал на лестницу. — Мать не могла найти себе места, ожидая новостей, днями не давала мне покоя. Просто сгорала от нетерпения.