Обладать Кори
Шрифт:
Едва мы успели подготовить палату, женский голос в рации предупредил:
– Расчетное время прибытия: одна минута.
– Черт, как быстро, – бормочу я стоящей рядом медсестре. – Должно быть, плохо дело.
– Пациент без сознания, пульса нет, дыхания нет. Проводится СЛР, [сердечно-легочная реанимация, то есть искусственное дыхание и закрытый массаж сердца – прим. перев.] – продолжает женский голос.
Значит, это Кори делает СЛР. Я ловлю себя на том, что представляю, как он это делает,
Двери в скорую открываются, и женщина-фельдшер толкает колесные носилки. Ее имя я не помню, хотя она тут работает давно. Она работает с мешком Амбу [ручной аппарат для вентиляции легких – прим. перев.], соединенным с ларингеальной трубкой [обеспечивает вентиляцию легких – прим. перев.], плотно прилегающей к задней части глотки, пытаясь одновременно с этим толкать вперед носилки. Кори бежит рядом и делает непрямой массаж сердца. У него вспотело лицо и шея, но, наверное, больше от нервов, нежели от нагрузки.
Встретив их в дверях, я помогаю им втащить носилки в палату реанимации и закрываю штору. В своем воображении я снимаю то, что привык считать своим ледяным щитом, и мой мозг отключается от всего остального, кроме этой задачи: спасти жизнь этому человеку. Кори продолжает делать идеальный непрямой массаж сердца при скорости больше сотни в минуту. Он как машина, и его мышцы словно сделаны для такой работы. В нем нет ни капли суеты, только отчаянные попытки одного человека заставить другого жить,
Вбегает пульмонолог [специалист респираторной медицины, осуществляет среди прочего искусственную вентиляцию легких – прим. перев.] и подключает мешок Амбу к кислородному флоуметру, [измеряет скорость потока газов – прим. перев.] включает на сто процентов и сама берется за мешок. Джули вводит пациенту в руку эпинефрин внутривенно. Мой ночной персонал превосходно обучен. Ошибки стоят жизней, и мы не можем себе этого позволить, особенно когда речь идет о нашей маленькой больнице с недостаточным финансированием.
– Как давно он без сознания? – спрашиваю я у Кори, приготовив дефибриллятор.
– Две минуты, – тяжело дыша, отвечает он. – Жена позвонила в 911 с жалобой на его затрудненное дыхание и боль в груди. Как только мы въехали к ним во двор, он упал. У него еще был пульс, когда мы погружали его в машину, но минуту спустя уже потребовалась реанимация… Единственное, на что мне хватило времени, – это привязать его, интубировать и начать массаж СЛР.
Он продолжает ритмично нажимать на грудь мужчины с поражающей интенсивностью. А он сильный. Сильнее, чем любой врач или фельдшер, которого я когда-либо видел. Работает с полной отдачей, что впечатляет, ведь он новичок.
Я слышу, как в комнате ожидания жена пациента с плачем просит кого-нибудь сказать, что с ее мужем.
– Он ведь не умер, да? Он жив? – кричит она.
Терпеть не могу общаться с семьями, но я чувствую ответственность перед
– Повезло, что он успел попасть к тебе, прежде чем у него остановилось сердце, да? – спрашиваю я Кори.
– Да, у него должен быть шанс.
– Появился ритм, – говорит Джули, и я сверяюсь с данными на экране.
– Так, у него фибрилляция желудочков, ребята. Буду дефибриллировать, – я нажимаю кнопку и слышу знакомый похожий на сирену звук заряженного прибора. – Разряд, – громко объявляю я, и все, тут же прекратив свои действия, делают шаг от каталки.
Мышцы тела пациента сокращаются от пропущенного сквозь него разряда тока. Даже после нескольких лет работы с остановкой сердца от этого спазма меня всякий раз бросает в дрожь.
– Возобновить СЛР, – едва волна тока исчезает, распоряжаюсь я, и все возвращаются назад, продолжая массаж сердца и подачу кислорода в следующие шестьдесят секунд. – Изменений нет. Дай амиодарон, – говорю я Джули, которая уже держит его наготове и заряжает в капельницу.
– Снова дефибриллирую, – говорю я, после того как спустя минуту ничего не изменилось. Аппарат снова заряжается с характерным звуком. – Разряд, – все отпрыгивают, и тело пациента снова подпрыгивает. Кори всегда отходит последним, до последней секунды не отпуская его грудную клетку. Это хорошо. Он понимает, что его работа – самая важная.
И в этот момент я начинаю волноваться. Прошло пять минут. Его кожа начинает бледнеть, и я отлично понимаю, о чем это говорит. Сейчас самый опасный момент, когда смерть становится все более возможной. Еще немного, и шансов его спасти совсем не останется. Мое сердце бьется сильно и быстро, словно это может компенсировать отсутствие сердцебиения у пациента. Черт. Я открываю рот потребовать еще СЛР, как вдруг раздается сигнал, и я смотрю на экран.
– Синусовый ритм, – подняв руку, я останавливаю Кори. – И он дышит самостоятельно. Установите режим assist-control [один из режимов работы аппарата искусственной вентиляции легких – прим. перев.], – пульмонолог запускает и настраивает аппарат. Словно прохладный душ, на меня накатывает облегчение, и я вижу то же самое на лицах членов моей команды.
Тыльной стороной предплечья Кори вытирает лоб от пота. Он отлично поработал для этого человека, и это того стоило.
Я поворачиваюсь к Джули, на лице которой за все время так и не появилось признаков беспокойства.
– Пойди скажи его жене, что мы его стабилизировали. Основная опасность позади, но радоваться рано. Скажи ей, она молодец, что так быстро позвонила в 911.
– Да, сэр, – отвечает она и быстро выходит.
Я поворачиваюсь к Кори. Он не сильно измотан, просто запыхался от напряжения и стресса. Как бегун, упирающий руки в колени, он стоит и держит их на бедрах, пока его грудь вздымается от частого и тяжелого дыхания. Я слегка хлопаю его по плечу.