Обладатель великой нелепости
Шрифт:
Ты снова пытаешься обмануть себя, Герман, по дороге назад ты выдумал очередную сказку! Не верь в нее, Герман – иначе очень об этом пожалеешшшь!..» – бесплотно провещал в его сознании Незнакомец.
От Него – Явившегося Из Ниоткуда – веяло Холодом…
Под вечер желание кому-нибудь позвонить стало мучительным. Он хотел не просто услышать чей-то голос, он нуждался в присутствии – хотя бы заочном, посредством телефонного провода.
«Где твои друзья, Герман?»
Кто ему нужен?
И внезапно понял – кто.
Костя Хайтиди, его однокашник. «Хайдик» – так звали его те далекие школьные времена – подчеркнуто нелюдимый, но неожиданно умевший раскрыться
Примерно года полтора назад Герман случайно столкнулся с ним на улице. В недолгом разговоре он узнал, что Костя стал писателем-фантастом, правда, пока не вышедшим еще из аматоров, но уже помышлявшем о настоящей писательской карьере. Он подрабатывал ночным сторожем, так сказать, «два в одном»: и литература, и кусок хлеба – все на одном месте. Заговорщицки подмигнув, он даже поделился, что как раз начал перерабатывать сюжет «Буратино» в роман ужасов, хотя было ясно, что это шутка. Герман хохотал до слез. Похоже, парень и впрямь нисколько не изменился.
Герман отыскал свой старый блокнот, искренне радуясь, что не выбросил его когда-то, и начал набирать телефонный номер.
На четвертой цифре трубка едва не вывалилась у него из рук, от досады на себя даже защемило в груди.
В разговоре Костя коротко упомянул, что… поменял квартиру. А Герман, державший себя с ним несколько свысока, на какой-то дистанции (возможно, потому, что Костя до сих пор никем не стал), НЕ ПРЕДЛОЖИЛ обменяться номерами телефонов – он также последние полгода жил на новом месте, в нынешней квартире, – хотя заметил, что в конце разговора Костя это явно ожидал. Но проявить инициативу первым не решался, по вине Германа…
Какой идиот! Хайдик уже кем-то был – всегда, даже когда они с Алексом и близко себе не представляли, чем займутся, окончив школу (учеба в университете стала не более чем отсрочкой для принятия каких-либо серьезных решений).
«Проклятье! Болван…» – Герман отбросил в сторону бесполезный блокнот и отвернулся от телефона.
Когда тот вдруг сам зазвонил.
От неожиданности Герман вздрогнул и пустил ветра.
Сперва он решил, что это Алекс.
Последние дни телефон упорно молчал, по крайней мере, когда Герман находился дома. Обычно ему звонили в двух случаях: либо по вопросам работы, либо ошибались номером. Значит, Алекс. Разговаривать с ним у Германа желания было не больше, чем вызывать «добрую помощь» – он долго смотрел на телефон, ожидая, когда тот наконец сам заткнется. В конце концов, сам того не ожидая, Герман снял трубку, но за секунду до его порыва телефон замолчал.
Герман медленно, совершенно по-стариковски шаркая, побрел в кухню, чтобы… собственно, ему туда идти было незачем, он направился в нее, не задумываясь. Вероятно, сказывалась сила неистребимой привычки – проводить какое-то время на кухне ежедневно. Сколько лет, сидя за обеденным столом, человек успевает прожевать к тридцати годам? И ведь это только начало, не так ли?
Через полминуты телефон зазвонил снова. Времени как раз достаточно, чтобы набрать номер снова. Герман довольно хорошо знал манеры Алекса: убеждаться вторичным звонком, что соединили правильно в прошлый раз, если трубку не снимают, – не было его политикой.
Значит, это не Алекс.
Герман быстро (насколько позволяло его нынешнее состояние) вернулся к телефону и уже без долгих размышлений снял трубку.
– Слушаю… – он старался говорить ровным голосом, чтобы скрыть дребезжащий старческий фальцет.
– Здравствуй… Гера, это ты? – ответил женский голос после несколько затянувшейся паузы.
Герман удивленно приподнял брови; не мог припомнить ни единой женщины (кроме собственной матери), которой бы вдруг понадобилось ему звонить домой, да еще в такое позднее время. Но, как ни странно, этот голос, хотя и искаженный связью – он знал.
– Да, это я, – ответил он, соображая.
– Извини, что вот так неожиданно решила… – в ее голосе Герман уловил волнение, – …тебя побеспокоить. Я хотела сказать, мне очень жаль, что у вас с Алексом все так вышло… В офисе пока молчат, но я уже в курсе. Он так себя вел после вашего разговора… Ты решил уйти?
– Карина, ты? – Герман был более чем удивлен.
– Да… – казалось, она смутилась еще сильнее.
Только вот, почему?
Карина была секретаршей Алекса и работала в компании с первого дня ее существования. Помнится, Алекс настоял, чтобы устроить едва ли не аналог шаолиньского испытания для кандидатов на эту вакансию: помимо серьезного опыта и обычных секретарских навыков, Алекс ввел еще несколько обязательных требований (некоторые Герману показались совершенно не важными: знание как минимум двух иностранных языков, наличие водительских прав). Карина пришла первой на собеседование и, к удивлению обоих боссов, стала единственным участником конкурса – после короткого совещания они с Алексом решили, что рассматривать другие кандидатуры уже не имеет смысла. Она не только отвечала всем требованиям; выяснилось, что и ее родственные связи также могут послужить интересам компании. При всех ее бесспорных талантах, Карине было только двадцать пять лет, не замужем, без детей. И, что весьма выгодно сочеталось с вышеперечисленным и благоприятствовало имиджу компании, она обладала бесспорно незаурядной внешностью. Словом, в лице Карины к ним в руки попал настоящий клад (особенно, если учесть, что начальное жалование, которое могли предложить ей новоиспеченные боссы, было довольно скромным).
Впрочем, насколько ценным сотрудником являлась Карина, в скором времени для Германа оказалось вопросом второстепенным. За многие годы она стала единственной женщиной, в которой Герман увидел свой шанс, шанс отыскать нормальные человеческие отношения, создать наконец семью, возможно даже, узнать, что такое любовь. Это был его Шанс. Как это часто случается в подобные моменты, Герман почувствовал его сразу.
Возможно, что это и была любовь. Или чувство, способное в нее перерасти со временем.