Область трансцендентности
Шрифт:
Я ждал, что вот-вот, и мы пройдём первую границу, ту незримую черту, за которой сменится реальность. Ира дала нам точное описание этой границы, а Корон подтвердил её слова, но сенсоры пока не засекали никаких аномалий, словно бы рубежа и не существовало.
– Всего их три, – перед стартом объясняла нам Ира. – Две оставшиеся тоже являются сферами и расположены на расстоянии 4 и 10 астрономических единиц.
– Через сколько лет мы скакнём? – спросил я.
– Шесть миллиардов. Затем будет ещё десять и двенадцать. Нашей Вселенной больше сорока миллиардов лет…
– Да, мрачноватую картину мы увидим, – буркнул Северин.
Всего за пятнадцать минут мы преодолели 150 миллионов километров. Планета потерялась в зияющей черноте космоса, но Ястреб настойчиво держал её на прицеле. Вдруг свет солнца померк, а изображение поплыло, и на месте голубой планеты оказался голый шар. Судя по гравитометрам, в массе он тоже потерял – мы возвращались тем же путём, что и прибывали в детский мир. Звёзд стало немного меньше – галактика старела, потеряв часть ярких в световом диапазоне.
Вдалеке грависенсоры уловили массивное тело. Ястреб навёл телескопы, и мы увидели еще одну планету. За время, проведённое в мире детей, она сдвинулась значительно и теперь спешила скрыться за звездой, но приборы всё-таки позволили построить изображение: каменный шар – ничего особенного в нём не было.
– Газовый гигант в семи астрономических единицах, – объявил Ястреб и вывел новое изображение на МСОР.
– Почти коричневый карлик, – сказал я, вглядываясь в его характеристики.
– Смахивает на Юпитер. Прямо-таки Солнечная система. Не заметили сходства? – заметил Северин.
– Да, очень похоже, – отметил я.
В этот момент за кораблём произошла ещё одна разительная перемена. Звезда, светившая нам всё проведённое в этом мире время, исчезла. Не осталось даже тусклого намёка на её существование. Исчезли и все окружающие планеты, но далёкие галактики ещё светили и походили на редкие далёкие звёзды. Через несколько минут погасли последние огни. Абсолютная чернота окутала наш корабль. Куда ни глянь, повсюду – чёрное полотно безграничного космоса. Трудно поверить, что на миллиарды световых лет вокруг тебя нет ни одного живого существа, звезды и даже крошечной планеты. Я почувствовал себя неуютно. Казалось, мы очутились в бездне и падали в пропасть. Глубокая безграничная чернота давила со страшной силой.
– Ястреб, что видишь? – спросил я.
– Ничего, – ответил искин. – Никаких излучающих или отражающих свет объектов.
– Как там с реликтовым излучением?
– Практически не регистрирую. Немного элементарных частиц и продуктов их распада. Регистрирую крайне редко, и всё хаотично.
– Хаос, – мрачно произнёс Корон. Выглядел каргонец крайне озабоченным. – Он поглотил этот мир.
– Задавай координаты, – скомандовал я искину. – Начинай обратный отсчет.
– Есть!..
Раздался нарастающий гул, словно заработала турбина – всё так же, как и при испытаниях. Шум внезапно пропал, но вокруг корабля была всё так же непроглядная ночь, как будто мы не сдвинулись с места.
– Ястреб, ты не ошибся в координатах? – спросил я.
– Нет. Всё верно.
– Но я не вижу никакого облака, – сенсоры не регистрировали не только мелких астероидов, но и газа.
– Мы на месте, – твёрдо сказал Ира. – Неужели вы действительно хотели что-то увидеть?
Я пожал плечами – трудно отделаться от привычных представлений.
– Регистрирую слабое гамма-излучение, – сказал Ян.
– Откуда здесь взялась антиматерия? – удивился Северин.
– Её здесь нет, – ответила Ира. – Это излучение канала. Он нам и нужен.
– Расточительно, – отметил я. – Сколько же он излучает-то… Ястреб, вычисли курс.
– Расчет окончен.
Искин вывел данные на МСОР. Оказалось, мы промахнулись всего на пять часов полёта. Погрешность составила миллиардные доли процента. Учитывая грандиозное расстояние в миллиарды световых лет, можно считать, что мы попали в копеечную монету на другой планете. Удивительно, насколько совершенные технологии походят на магию. И это не их вершина. Трудно представить, чего достигли потомки строителей таких кораблей ещё до того как их солнце погасло.
Пять часов – не много и не мало, и провести его на мостике мне не хотелось. Искин с Яном прекрасно справятся с управлением кораблём, потому я доверил им пилотирование, а сам отправился к себе в каюту.
Спать не хотелось, но я всё же лёг и попросил искина вывести информацию с внешних датчиков на экран. Картинка менялась во всех диапазонах, от радио до гамма-излучения и только в последнем отмечалась хоть какая-то более-менее значимая активность. В остальном космос казался мёртвым. Неудивительно, что демиурги ограждали своих детей от столь мрачного зрелища.
Сзади послышался шорох открывающейся двери. Кто-то вошёл.
– Думаешь о чём-то? – голос Иры прозвучал виновато.
– Нет, пытаюсь прочувствовать, – поднимаясь, ответил я.
Она оказалась рядом. На девушке была чудесная белая тога, украшенная «жемчугом», искрящимся при свете ламп, как маленькие звёзды. При ближайшем рассмотрении жемчужины начинали играть, словно в них перекручивались серебряные нити.
– Что ощущаешь?
– Грусть. Грустный мир.
– Почему? – неожиданно для меня удивлённо спросила Ира.
– Смерть повсюду.
– Смерть всегда повсюду, – ответила она. – Так и должно быть.
– Опять диалектика?
– Да.
Сегодня Корон назвал этот мир Хаосом. За время работы с каргонцами я понял, насколько они ценят Порядок. Для них Хаос – символ поражения. Вот я думаю, неужели все наши метания, страхи, победы по большому счету ничего не меняют? Что толку, победим мы сейчас или нет, если наши миры рано или поздно исчезнут, погаснут солнца, разрушатся галактики и даже элементарные частицы начнут разваливаться? Неужели всё тщетно?