Облик Огня
Шрифт:
Принцесса обернулась, когда поймала грустное настроение незнакомой девушки и в тот же миг на ее беспристрастное лицо легла гримаса печали. Место, которое не так давно было заполнено жизнью, теперь смердело бездушной пустотой, а смерть разгуливала по долине чинно и без зазрения совести. Лишь редкие глухие стоны с разных сторон напоминали о паладинах.
На какое-то время все трое выживших погрузились в молчание.
— Ты должен был меня оставить! — заговорила принцесса, казалось, обращаясь к горе. Неожиданно и беспокойно. — Я знала многих из этих людей. У них есть дети, жены, матери, — продолжала она, делая продолжительные паузы для того, чтобы набрать пыльный воздух в легкие. — Они просто выполняли свой долг, а мы убили их всех до единого. Сарвилл, скажи мне, разве моя
Странник ответил многозначительным молчанием.
— Справедливо ли что в своем походе они должны были защищать меня от опасности извне по пути в Башню Стихий, а на деле я оказалась их истинным проклятием? Выходит, Люция была права на твой счет, когда сказала, что ты затеешь великую войну, и тысячи людей будут умирать…
Сарвилл еще некоторое время молчал, потом отряхнул пыль с плеч и колен.
— Не я затеял эту войну, Ли. — Наконец произнес он. — Война началась тогда, когда на моей шее затянули петлю. Если хочешь, война началась тогда, когда король пожертвовал тобой, отправив на верную смерть в Башню Стихий. Быть может, война началась тогда, когда Хранитель Порядка забрал у меня того, кто спас мне жизнь.
Принцесса не могла знать о ком идет речь, но Иллайа понимала, что в скором времени им предстоит отправится в Дастгард.
«Тогда, под каменной лавиной, сошедшей прямиком с Девичьей Горы, погибли все. Все кроме одного. Мне бы ни за что не удалось настолько сильно прочувствовать всю глубину этого момента, который так значительно и кардинально что-то поменял внутри странника, если бы я сам не побывал на месте происшествия, благодаря истории единственного выжившего, в которую я погружался с каждым его словом все сильнее и сильнее, пока вовсе не стал видеть перед собой образы несчастных и преданных своей клятве паладинов, задыхающихся от сдавленных грудных клеток и истекающих кровью, не в силах выбраться из-под завалов и помочь себе, а вынужденных ждать медленной и неизбежной кончины. Да уберегут Боги от подобной участи любого, кто способен дышать и что-то чувствовать, будь то мужчина, женщина или даже какой зверь. Никто не заслуживает такого исхода, сколько бы грехов на своем горбу он не выносил. Что же касается странника, то он четко понимал и осознавал последствия своего эгоизма, благодаря которому одна милая ему душа осталась на этом свете, отдав взамен себя полсотни других. Тот момент одновременно радовал и пугал его — он добился своей цели, он спас принцессу, и теперь границы его возможностей стали размыты. У него появилось желание проверить, насколько далеко он может зайти, но при этом он не на шутку испугался, поняв, что не испытывает ни капли сожаления от содеянного, и даже убедил себя в том, что цель оправдывает средства, а ответственность за все лежит только на короле и его решениях. Именно тогда, как мне кажется, странник отрекся от прошлого и принял негласный вызов Рогара. Он смирился с тем, что на его пути люди будут погибать и, только добившись своего, он сможет это остановить. А пока. Пока наступила война».
Заметки чужеземца, потерянные из городского архива, а затем найденные при обыске тайного логова гильдии воров Дастгарда и переданные на сохранение обратно.
Глава IX
— Никчемный орден бестолковых воинов! Никто из вас не достоин называться паладином короля! — Рогар в сердцах всадил кинжал, рукоять которого была усыпана рубинами и алмазами, меж ребер вестнику недобрых вестей. Гонец рухнул на ступени, из последних сил зажимая смертельную рану окровавленными ладонями.
Во дворе Последнего Гарнизона — квартала, где базировалась основная и самая большая часть армии короля, служившего в обычные дни тренировочной площадкой, настолько огромной, что там с легкостью могло уместиться двадцатитысячное войско, собрались все воины короны, которые когда-либо вставали перед королем на одно колено и приносили клятву защищать интересы Дордонии ценой собственной жизни.
Передние линии в строю сверкали
Следом выстроились воины мобильной армии и Последнего Гарнизона — бесконечное множество мужчин и женщин с копьями, луками, мечами, арбалетами, булавами, секирами и щитами, одетых в отличие от предшественников в разнобой и державших строй только так, как они умели это делать на поле боя — безвкусно, но эффективно — в одну линию таких воинов вмещалось в три раза больше, чем в одну линию, в которой сейчас стояли паладины. Они не обучались тому, чтобы замирать в специальной стойке в течение продолжительного времени, плохо поддавались тренировкам и вообще были далеки от того, чтобы думать о том, выдерживают ли они высокую планку перед простолюдинами, которая заставит окружающих уважать их и захотеть к ним примкнуть. Вместо этого они вселяли настоящий ужас. Упорядоченный хаос, который царил в рядах тех, кто не относился к Ордену Защитников и ополчению, предупреждал любого здравомыслящего человека держаться от этой суровой толпы подальше и в тоже время заставлял безмолвно гордиться силой, которая постоянно стоит на границе между хаосом и порядком в их государстве.
Весь разносортный строй королевской армии замыкала горстка, относящаяся к городскому ополчению, — стражники, каждый из которых днем или ночью посменно сохранял порядок в городе и на выселках. В сравнении с основной массой они выглядели более-менее прилично, а у каждого из них на доспехах в области левого плеча был выбит знак квартала, за которым тот или иной страж порядка был закреплен. Сегодня подавляющее большинство несло на плече знак в виде крепости с тремя башнями равными по высоте, а само изображение говорило о том, что человек закреплен за Последним Гарнизоном. Редко меж стражников проскальзывали гербы с солнцем, отбрасывающим волнообразные лучи в разные стороны, с плотно набитым кожаным мешком или с развернутой книгой и другие очень четко отражающие суть остальных кварталов рисунки.
Каждый из воинов хоть и не показывал виду, сегодня изнемогал под палящим знойным солнцем, а дождь, прошедший накануне нисколько не выручал, а даже наоборот, давая испарину, заставлял еще сильнее изнемогать от духоты. По двору были рассыпаны манекены, набитые соломой и потрепавшиеся в ежедневных тренировках от тысяч колющих и рубящих ударов — сейчас они, как и остальные в Последнем Гарнизоне замерли в беззвучном ожидании королевского гнева. Ни у кого не было сомнений в том, что такой гнусный день обязательно должен закончиться чем-то скверным.
— Вы принесли клятву защищать своего короля и его семью! — громыхал голос Рогара Вековечного. — И что мы имеем? Ваши братья по оружию и клятве не смогли защитить мою дочь — вашу принцессу! Четыре дюжины! Четыре дюжины лучших воинов Дастгарда пали от руки жалкого медведя! — Король краснел от ярости подобно рубинам в его короне и тяжело дышал. — Знаете, что страшнее всего? Его сородичи продолжают оставаться частью Дастгарда и угрожать короне в лице Сарвилла Кхолда и в лице каждого, кто имеет отношение к этому треклятому кварталу!
Рогар стоял на самом верху мраморной лестницы, ведущей на пригорок в двухэтажное здание, сооруженное из белого камня, которое со всех сторон было подперто колонами — здание носило название Дом Войны. Оно являлось постоянным местом проведения военных советов. Также там часто проходили победные пиры или тайные собрания, посвященные делам государства или личным делам какого-нибудь знатного господина, заплатившего в городскую казну значительную сумму ситемов за решение его насущных вопросов. И, конечно, Дом Войны регулярно принимал под своей крышей главный совет Дордонии — Совет Тринадцати.