Обман
Шрифт:
– Преступления.
– Какая-то из этих схем – потрать сто долларов – заработай миллион?
– Сэл занимается подобными вещами?
– Сэл много болтает.
– О чем?
– Как бы мы с тобой быстро разбогатели, если б удачно вложились, и все такое. Так чего за преступление?
– Это еще предстоит установить.
Женщина пожала плечами и отвернулась. Майло шагнул к ней поближе:
– Больше ничего не хотите добавить?
– Хватит с вас и этого, – пробурчала женщина и занялась своим пивом.
– Будь у Сэла деньги,
– Дескать, дело не в деньгах, была бы голова на плечах, а деньги приложатся, – ядовито добавил мужчина с высоким стаканом, полным янтарной жидкости.
– Сэл что, не слишком-то башковит? – уточнил Майло.
– Выиграть десять штук и все проиграть обратно в тот же день – это, по-вашему, признак башковитости?
– Как в унитаз спустил, – подтвердил его сосед. – Странно, что он до сих пор не на госслужбе.
По небольшому помещению волной прокатился смех.
Майло достал пачку визиток и принялся раздавать каждому по одной, как крупье за игорным столом. Мало кто озаботился тем, чтобы хотя бы взглянуть, что на них написано.
– Мы любим старину Сэла, – рассмеялся кто-то. – Иногда он даже угощает всех за свой счет. Во всяком случае, предлагает угостить.
– Одним рассказывает одно, другим – другое, при этом даже последний алкаш в баре держит его за лузера, – сказал Майло, когда мы снова сели в машину. – А Элиза – образованная, и у нее достаточно интеллекта, чтобы преподавать в Академии и репетиторствовать для SAT. Что она в нем нашла?
– Любовь зла, – откликнулся я.
– Алекс, я серьезно. Я пытаюсь разобраться в характере жертвы.
– Считается, что люди выбирают партнеров, которых, как им кажется, они заслуживают.
– То есть Элиза была не слишком высокого о себе мнения?
– Низкая самооценка нередко приводит людей в неподходящую компанию. Кроме того, она часто связана с депрессиями, – и как причина, и как следствие. Фиделла говорит, что Элиза пряталась от людей, только если хотела напиться, однако кто знает, как оно было на самом деле. На видео у нее язык не заплетается; наоборот, она выглядит очень сосредоточенной. Так что одно из двух – либо Элиза со временем так хорошо научилась пить, что опьянение стало совсем незаметно, либо у нее была депрессия не только от алкоголя.
– Например, от сексуальных домогательств?
– В любой другой ситуации ты уже душу вытряс бы из тех троих учителей.
Майло нахмурился и некоторое время молча ехал на юг, на бульваре Вентура свернул на запад и вырулил на Беверли-Глен.
– Значит, у каждого такой партнер, какого он заслуживает? И что это означает применительно ко мне и Рику?
– Рик – умный, обеспеченный, хорошо выглядит. Держу пари, что ты тоже считаешь себя красавцем, прячущимся под маской мрачного полицейского-ирландца.
– Не чаще
Пикап Робин стоял у входа. Сама Робин была в студии – небольшой постройке позади дома, где она вытачивала корпус мандолины. Еловая стружка покрывала пол у ее ног мягким кремовым ковром. Бланш нашла местечко поудобней и закопалась там в стружку.
Как Элиза Фримен – в замороженную углекислоту.
В студии пахло хвойным лесом после дождика.
Волной нахлынули воспоминания. Я снова шел по лесочку позади маленького домика в Миссури. Я снова был ребенком, растерянным и испуганным, выскочившим из дома, потому что мама заперлась в своей комнате, а пьяный отец продолжает бушевать.
И я надеялся, что наконец потеряюсь навсегда.
Я улыбнулся и поцеловал Робин. Она отложила стамеску и принялась разминать пальцы:
– Ты вовремя, я как раз закончила.
Корпус был гладкий, округлый, со слегка выгнутым животиком. Сразу понятно, почему мандолина – женского рода.
– Красота!
Робин постучала по еловой поверхности. В ответ раздался негромкий музыкальный звон.
– Музыка – она уже в дереве. Все, что от меня требуется – не навредить.
– Это относится к любому серьезному делу.
Мы перешли в дом, ненадолго задержавшись у прудика, чтобы покормить японских карпов. Бланш вертелась рядом, радуя взгляд своей странноватой, совершенно человеческой улыбкой.
За кофе я рассказал Робин про тело в сухом льду.
– Кто-то хотел показать, какой он холодный убийца? – высказала она предположение.
– Любопытная идея.
– Проведя день с деревом и стамеской, я начинаю мыслить символами.
Я рассказал ей про шефа. Она не удивилась.
– Политики – это низшая форма жизни.
– Шеф полиции – не выборная должность.
– Но он принадлежит к тем, кто во власти. Уже не микроб, хотя до уровня плесени ему еще расти и расти.
– Моя подружка – анархистка…
– Хотелось бы, – вздохнула Робин.
– Быть анархисткой?
– Хотелось бы, чтобы идеи анархии хоть как-то сочетались с реальностью.
Вечер я провел за компьютером, вводя разные фразы наподобие «виндзорская академия» в строку поиска. Ничего, кроме официальных пресс-релизов и рекламы.
Я переключил внимание на личность жертвы. Нашел красочную страничку одиннадцатилетней Элизы Фримен из Грейт-Нек, штат Нью-Йорк, ознакомился с тем, как она рисует пастелью, и ее новой проволочной сеткой на зубах. Прочитал о том, как Элиза Фримен из Пеппер-Пайк, Огайо, получила на свой девяносто шестой день рождения открытку от баскетболистов из «Кливленд Кавальерс». Ничего об Элизе Фримен, покойной репетиторше.
В девять сорок позвонил Майло, и я сказал ему:
– В киберпространстве ее не существует. Фиделла был прав: она не хотела, чтобы о ней много знали.