Обмануть себя
Шрифт:
Валя поднималась на второй этаж, сняв шапку и на ходу расстегивая полы куртки: первый месяц весны не слишком баловал теплом, но дал повод избавиться от надоевшей зимней одежды — дубленку сменила кожаная куртка с капюшоном и свитер.
В больнице практически не было посетителей. Валя не почувствовала никаких откликов в душе, оказавшись здесь. Она не удивилась этому, просто отметила, что некое равнодушие и потеря интереса к работе наметилось у нее еще тогда, когда она узнала об уходе из больницы Вероники Сергеевны. Трудно было представить привычный кабинет без Маковецкой. Отношения с Алисой Захаровной были совершенно иными. Валя
Вечерний прием закончился полчаса назад. Поднявшись по лестнице, Валя заметила Марину издали. Та мыла полы в противоположном конце длинного коридора. Ее движения были привычны, скоры и производили столько шума, что Валя невольно улыбнулась. Она вспомнила свой первый день знакомства с Маковецкой, когда они, уходя из больницы, встретили в коридоре старательную девушку. Она мыла полы с таким рвением, что Вероника Сергеевна едва сдерживала смех. Казалось, что девушка решила — чем громче, тем чище. Ее швабра задевала все стулья, плинтусы и с невероятной скоростью двигалась по разноцветному линолеуму.
Валя словно вернулась на несколько лет назад. Но рядом нет Вероники Сергеевны и Марина при ближайшем рассмотрении не похожа на ту робкую, улыбчивую, светловолосую девушку, какой была тогда. Рыжие волосы, выбивающиеся из-под косынки, окончательно вернули Валю в действительность.
— Добрый вечер, Марина, — сказала Валя, подойдя к ней близко.
— Добрый вечер, — Марина удивленно подняла черные брови.
— Можно, я подожду вас? Я не стану мешать. Тихонько посижу и подожду, хорошо?
— Да я уже практически заканчиваю, а потом мне еще в школу надо, — внимательно глядя на Белову, сказала Марина. Она никак не могла предположить причины ее появления. Самой неприятной была мысль о том, что Валентина Сергеевна решила навести кое-какие справки об Алисе, о том, что ей, Марине Светиной, известно о бывшей любовнице Вадима. Дела не столь давно минувших дней всплывали в памяти, заставляя Марину переживать снова не самые приятные минуты. Она нервно несколько раз поправила не первой свежести косынку на голове.
— Хорошо. Если вы не против, я провожу вас и тогда поговорим.
— Поговорим? — Марина скривила губы. — Можно и поговорить. Вы меня сориентируйте, о чем мы будем беседовать?
Валя улыбнулась, пожала плечами, не в силах в двух словах сформулировать то, для чего она пришла. Наконец она просто сказала:
— О вас. Я думала о вас все время.
— Да? С чего бы это? — недоверие Марины сменилось любопытством.
— Вы произвели на меня впечатление стойкостью, несгибаемостью.
— Может, я рисовалась, а зашла за угол и ревела белугой.
— Не думаю.
Марина хмыкнула, снова принимаясь за уборку. Она делала это машинально, проводя мокрой тряпкой по черным разводам от растаявшего снега. Маленькие грязные лужицы исчезали, оставляя чистые блестящие следы. Когда наконец все было закончено, Марина отлучилась на несколько минут в подсобное помещение и вышла оттуда уже переодевшись. Старенькое пальто серо-коричневого цвета, прибавляющее молодой женщине лет, войлочные черные полусапожки с «молнией»… И только зеленая косынка, завязанная на шее, немного освежала картину. Было ясно, что Марине не приходится задумываться над тем, что она надевает, — у нее нет выбора. Рыжие волосы были собраны в замысловатую прическу. Вероятно, она старалась для Вали. Сочетание зеленой косынки, рыжих волос и ярко-красной помады создавало впечатление, что женщина бросает вызов всему, что считается тонким вкусом. Белова поняла: у Марины нет возможности проявить свой, индивидуальный стиль, поэтому она выбрала кич, лишь бы не казаться жалкой. Валя смутилась. Наверное, это впечатление было явно написано у нее на лице, потому что Марина засмеялась.
— Да, это все еще я. На вещи «от кутюр» денег нет и в ближайшее время не будет. Пойдемте, Валентина Сергеевна, если вам не стыдно идти со мной рядом, — и, не дождавшись ответа, она направилась по коридору к лестнице.
— Пойдем, конечно, при чем здесь кутюр… — догнав Марину, ответила Валя. — Какая вы смешная.
— Смешная? — Марина оглянулась, награждая спутницу одним из своих уничтожающих взглядов. — Только не это. Я не могу выглядеть смешной хотя бы потому, что забыла, когда смеялась в последний раз от души. Как вас понимать?
— Я не хотела вас обидеть.
— А что вы хотели? — Марина ускорила шаг, торопясь выйти на улицу, где она могла, наконец, закурить. Разговор и постоянное «выкание» действовали ей на нервы. Она не понимала, о чем эта красивая, благополучная женщина может с нею говорить, а потому нервничала все больше.
Валя начала с того, что призналась — желание прийти в больницу возникло у нее совершенно спонтанно.
— Я не могу до конца понять этого, но вы настолько впечатлили меня тогда, у метро, что…
— Послушайте, — Марина достала пачку сигарет и жадно закурила на ходу. — Когда-то было предложение перейти на «ты». Можно это сделать сейчас, а то я чувствую себя в девятнадцатом веке и вот-вот начну делать реверансы?
— С удовольствием, — Валя оживилась. — Давай на «ты».
Марина улыбнулась, кокетливо поправляя прическу. И наблюдая за тем, как она это делала, Валя поняла, о чем можно поговорить для начала.
— У тебя такая необычная прическа. Как это тебе удалось?
— А я вообще люблю экспериментировать с волосами, еще со времен учебы в училище, — оживилась Марина. — Был в моей жизни романтический период, правда, очень короткий, когда хотелось каждый день выглядеть особенно. И я придумывала разные прически. Знакомые говорили, что у меня неплохо получается.
— Я тоже могу подтвердить, только вот… — Валя боялась сказать что-то критическое в адрес Марины, но природная честность взяла верх. — Единственное, что не сочетается с твоим обликом, — цвет волос. Почему рыжий? У тебя были такие красивые светлые волосы, природный замечательный цвет.
— Я всегда была серой мышкой. Что хорошего в моих пшеничных хвостиках?
— Себя нужно любить — это проверенный факт.
— Ерунда. Нет, я хотела хоть в чем-то стать похожей на нее. Это глупо, по-детски, но так я пыталась обмануть саму себя, — Марина закурила еще одну сигарету, прикуривая от тлеющего окурка. Она замедлила шаг и, зябко поведя плечами, покачала головой. — Я никогда не смогу вернуть ее. Она меня бросила, а я все еще скучаю. На последние деньги покупаю ей какие-то подарки, держу в морозилке мороженое — она его обожает.