Обманутое время
Шрифт:
Конечно, целоваться принято не везде. Во многих родоплеменных обществах… Ну вот, в досаде подумала Либби, она снова читает лекцию. Она опустила голову и заметила, что снова грызла ногти. Дурной знак!
Ей совершенно необходимо ненадолго отвлечься от Калеба Хорнблауэра и наполнить желудок. Прижав ладонь к животу, Либби встала. Все равно ничего путного не приходит в голову, так почему бы и не поесть?
Проходя мимо комнаты, в которую она поместила Калеба, она заметила, что из-под двери не пробивается полоска света. Наверное, спит. Либби решила, что заглянет
Спускаясь вниз по лестнице, она услышала низкий раскат грома и подумала: еще один дурной знак. При таком раскладе они сумеют выбраться отсюда не раньше, чем через несколько дней.
А может, его уже ищут? Кто его может искать? Да мало ли кто. Друзья, родные, коллеги… Жена или любовница. У всех кто-то есть.
Либби потянулась к выключателю, и в тот же миг небо вспорола первая вспышка молнии. Начиналась еще одна страшная гроза. Либби открыла холодильник. Не найдя там ничего, что пришлось бы ей сейчас по вкусу, она порылась в шкафчиках. В такую ночь приятно съесть горячего супа и посидеть у огня.
Одной.
Она негромко вздохнула, вскрывая консервную банку. С недавних пор одиночество начало ее тяготить. Так как Либби была ученым, она понимала, в чем дело. В их обществе принято жить парами. А она одна — не сочетанна, вспомнилось новое слово. Она улыбнулась. Одинокие мужчины и женщины часто впадают в депрессию. Им плохо наедине с собой. Средства массовой информации ненавязчиво — кстати, не так уж ненавязчиво — пропагандируют семейные ценности. Да и родственники давят, требуя, чтобы одиночка вышла замуж и продолжила род. Друзья из лучших побуждений предлагают «познакомить с хорошим парнем» и дают советы, которых не просишь… Человек практически с рождения запрограммирован на поиски спутника, своей второй половинки…
Может, именно поэтому она сопротивляется. «Интересный вывод», — подумала Либби, размешивая суп. С самого рождения ей свойственно стремление к самобытности и самодостаточности. И разделить свою жизнь она согласится не со всяким. Ей нужен особенный спутник жизни, не такой, как все. Вот почему она так редко ходила на свидания в старших классах школы и потом, в колледже. Ей просто не было это интересно.
«Неинтересно» — не совсем то слово. Интерес-то она испытывала, но чаще всего отвлеченный. Она еще ни разу не встретила мужчину, который бы настолько ее ослепил, чтобы она прекратила составлять списки и выдвигать гипотезы. В старших классах школы ее прозвали «профессор Стоун» — фу, даже вспоминать противно! А в колледже считали типичной старой девой, синим чулком. Либби терпеть не могла стереотипы, сопротивлялась, пыталась не обращать внимания на язвительные намеки и с головой ушла в учебу. Благодаря легкому характеру она без труда сходилась с людьми. У нее много друзей — как среди мужчин, так и женщин. Но интимные отношения — совсем другое дело.
Еще раз все обдумав, Либби пришла к выводу: она еще не встречала мужчины, который бы заставил ее… ну, скажем, страдать или томиться. Томление — вот самое подходящее слово.
Наверное,
Сжимая в руке деревянную ложку, она повернулась за миской и снова увидела на пороге Кэла. Она сдавленно вскрикнула, и ложки полетела на пол. Кухню осветила вспышка молнии, а потом все погрузилось во мрак.
— Либби!
— Черт побери, Хорнблауэр, ты что, нарочно? — Задыхаясь, она рылась в шкафчике, ища свечу. — Ты меня до смерти напугал!
— Ты решила, что я мутант с Андромеды?
Глупая шутка заставила ее сморщить нос.
— Я же сказала, что не читаю такую дребедень. — Либби прищемила палец дверцей, выругалась и рывком распахнула другой шкафчик. — Где эти дурацкие спички?
Развернувшись, она врезалась в темноте в мускулистую грудь Кэла. Снова сверкнула молния, осветив на миг его лицо. У Либби пересохло во рту. Голова закружилась. Какой он сильный… Сильный и опасный…
— Ты вся дрожишь… — Его голос неуловимо помягчел, но руки, лежащие у нее на плечах, оставались твердыми. — В самом деле испугалась?
— Нет. Я… — Либби тряхнула головой. Она не из тех женщин, которые боятся темноты. И конечно, она не из тех, кто боится мужчин — если называть вещи своими именами. И все же она вся дрожит. И руки дрожат, которые упираются в его обнаженный торс. Страх тут совершенно ни при чем. — Я должна найти спички.
— Зачем ты выключила свет? — Кэл блаженно зажмурился и в прохладной монотонной тьме он сосредоточился на ее аромате — неуловимо женственном и чуточку греховном.
— Ничего я не выключала. В грозу тут такое часто бывает… — Он крепче сжал ее плечи, и она ахнула: — Калеб!
— Кэл. — Снова сверкнула молния, и она увидела, что глаза у него потемнели. Теперь он смотрел в окно на грозу. — Все называют меня Кэлом.
Он отпустил ее. Хотя Либби приказала себе успокоиться, она тут же дернулась, услышав громовой раскат.
— Мне нравится имя Калеб, — возразила она, надеясь, что в ее голосе не слышно страха. — Придется оставить его для особых случаев. А пока отпусти меня.
Он провел пальцем по внутренней стороне ее запястья.
— Почему?
В голове у нее помутилось. Он был так близко, что она слышала, как сильно и ровно бьется его сердце. Его пальцы неспешно гладили сгиб ее локтя — она и не знала, что там такое чувствительное место… В темноте Либби не видела Кэла, но ощущала его теплое дыхание совсем рядом со своими полураскрытыми губами.
— Я… — Все ее мышцы, все до единой обмякли. — Не надо! — Она отпрянула. — Мне нужно найти спички.
— Да, ты говорила.
Прислонившись к рабочему столу, чтобы не упасть, она снова принялась рыться в шкафчике. Руки так дрожали, что она целую минуту не могла чиркнуть спичкой о коробок. Кэл, сунув руки в карманы пижамных штанов, задумчиво наблюдал, как пляшет и попыхивает маленький язычок пламени. Не поворачиваясь к нему лицом, она зажгла две свечки.
— Я разогрела суп. Будешь?
— Можно.
Когда чем-то занимаешься, руки не дрожат.
— Наверное, тебе лучше.