Обманутые скитальцы. Книга странствий и приключений
Шрифт:
В ночь на 27 апреля 1771 года начался большерецкий бунт.
Надо сказать, что Нилов действительно выдавал Холодилову пять тысяч рублей на плавание к Алеутским островам. Трудно предполагать, что это были личные средства бедного армейского капитана. Скорее всего он вложил в предприятие Холодилова казенные деньги, превращая его поход в правительственную экспедицию. Такие случаи бывали и раньше. Если это так, то Нилов получил право распоряжаться холодиловскими промышленными. Как слабодушен ни был большерецкий капитан, он все же сумел взять под стражу наиболее буйных холодиловцев.
В третьем часу ночи толпа бунтовщиков сняла караул у дверей холодной, сбила замки, и промышленные высыпали из своего узилища. Они кинулись искать передовщика, но тот успел убежать.
Пока Петр Хрущев вязал стражу у дверей канцелярии, Беньовский вместе с самыми ярыми заговорщиками уже стучал рукояткой пистолета в двери ниловского дома. Там спали мертвым сном восемь человек. Первым вскочил караульный сержант, а за ним — сын Нилова, при котором Беньовский состоял за учителя.
Через несколько мгновений дверь была сорвана с запора. Григорий Нилов, приподнявшись на постели, успел трижды крикнуть караул, но Василий Панов выстрелил в упор из пистолета, раздробив седую голову своей жертвы.
Убийцы кололи тело Нилова ножами, волочили по полу и, наконец, выбросили в сени. Охрану дома мятежники перевязали.
Беньовский кинулся к крепостному цейхгаузу. Разбив двери, промышленные выволокли оттуда на руках три пушки и мортиру, выкатили пороховые бочки и стали передавать по рукам гранаты, ядра и картечь. Расхватав три десятка шпаг и двадцать пять ружей, бунтовщики обнаружили в крепостном складе ясачную казну — курильских бобров, уналашкинских лисиц, камчатских соболей. Драгоценные меха охапками выносили из кладовой. Четыреста пудов съестных припасов и одиннадцать фляг хлебного вина сделались добычей буйных искателей «золотого острова».
Толпа бросилась к дому сотника Черного. Сын его, «ларешный казак» Никита, засел в сенях с ружьем. Он с ужасом смотрел, как железные затворы один за другим выскакивали из своих гнезд.
Никита Черный встретил насильников выстрелами. В ответ раздалась такая пальба, что впоследствии Черный вытащил из стен и косяков своего дома сорок ружейных и пистолетных пуль.
Сам старик сотник Черный, выпущенный из погреба, снова претерпел поругания и издевательства. Имущество его было разграблено, все бумаги перерыты.
Черному-сыну связали руки и увели в холодную, отобрав у него ларешные деньги.
Жители города, бросив свои дела, бежали куда глаза глядят.
Василий Панов вел себя как на все способный изверг. Еще обрызганный кровью Нилова, он предложил согнать детей и женщин в деревянную церковь, обложить ее соломой и объявить обывателям, что заложники будут заживо сожжены, если кто-либо посмеет сопротивляться шайке Беньовского.
Панов и Батурин разбили кованый казначейский сундук и пересчитали деньги и ценности.
Сам барон пришел в канцелярию, открыл комнату судебного присутствия и, сидя против зерцала, объявил свою банду «собранною компанией для имени его императорского величества Павла Петровича».
Горожан, которые не успели убежать в тундру, сгоняли в канцелярию, где «сват Павла» приводил их к присяге на верноподданность новому самодержцу. Потом Беньовский заставил попа Симеона распахнуть церковные царские врата и вынести крест для присяжного целования.
К вечеру Адольф Винблад открыл две фляги хлебного вина, и главари шайки сначала сами распили эти огромные сосуды, а затем стали раздавать вино вообще всем, кто его хотел. Поили насильно даже пленников, сидевших в холодной.
Наутро тело Григория Нилова было опущено в могилу, наспех вырытую в ограде Успенской церкви.
Заговорщики бегали по берегу Большой реки, стаскивая в одно место карбасы, боты и лодки жителей. Их связывали вместе, приколачивали к судам крепкие настилы. На эти плоты вкатили пушки и мортиру, пороховые бочки, погрузили съестные припасы, еще не распитое хлебное вино и меховую казну.
На плотах раздавались плач и стоны. На Камчатке и думать не могли, чтобы русских людей посмел кто-либо взять в аманаты. Но Беньовский приказал оставить в Большерецке только малолеток, а остальных жителей захватил с собой, как заложников.
Мятежники двинулись на плотах к Чекавинской гавани. Это место достойно особого описания.
По сведениям К. Ф. Дитмара [5] , Чекавинская гавань в XVIII веке была одним из самых удобных корабельных пристанищ. Залив Большой реки имел прямой, созданный искусственно, проток в море. Морские корабли проходили по протоку в залив, глубокий и защищенный от волнений. На устье реки Большой, звавшемся Поворотом, стояло село Чекавка; в нем разгружались корабли, доставлявшие припасы в Большерецк. Маяк с фонарями, в которые была вставлена слюда, указывал мореходам путь в большерецкое устье. В заливе против Чекавки отстаивались корабли, пришедшие с Алеутских и Курильских островов и из Охотска или следовавшие туда с Камчатки. Короче говоря, спокойная Чекавинская гавань в двадцати верстах от Большерецка была, по существу, его морским предместьем. Сто лет назад в Чекавке не было уже ни домов, ни складов, ни маяка со слюдяными фонарями. Проток, ведущий в море, в 1854 году заметало песком, и он заметно отклонился к югу.
5
Дитмар К. Поездки и пребывание на Камчатке в 1851–1855 гг. Спб., 1901. С. 560–561.
В Чекавинской гавани стоял казенный галиот «Святой Петр». Мятежники немедленно захватили корабль, и Максим Чурин стал выводить судно на рейд.
Двенадцать дней ушло на сборы. В начале мая Беньовский потребовал от Ивана Рюмина, чтобы тот сходил в Большерецк и перевез на плотах к Чекавке остаток припасов. «Шельмованный казак» стал выполнять этот приказ.
Когда Иван Рюмин приплыл к Большерецку, он узнал, что делалось там в первые дни после начала бунта. Обыватели вернулись из тундры, приказные уселись за свои столы, казаки и солдаты приводили в порядок крепость. Штурманский ученик В. Софьин был выбран временным комендантом Большерецка. Он отдавал очень дельные приказания. Из Верхнекамчатского острога были вызваны двенадцать служивых при двух орудиях. Гонцы поспешили в Тигиль, к устью реки Компаковой и в Нижне-Камчатск.
Степан Андреев, когда-то искавший Америку к северу от Колымы, получивший чин подпоручика после похода к Медвежьим островам, в 1771 году был начальником Тигильской крепостцы, существовавшей с 1744 года на правом берегу реки Тигиль, среди березовых и рябиновых рощ Западной Камчатки.
Михайло Неводчиков, которому было тогда шестьдесят пять лет, начальствовал над кораблем «Святой Павел». Он стоял в устье реки Компаковой, близ длинного ее залива, к северу от Большерецка. Река эта была знаменита тем, что однажды Охотское море выбросило близ ее устья мертвого кита; в туше торчал гарпун с надписью латинскими буквами.