Обмасонивание
Шрифт:
– - Вот я. Господин.
– - Хорошо.
И вправду - хорошо. "Угорание в бане" со смертельным исходом... нет, не отменяется. Но - откладывается. И ещё - я был прав, предложив Ноготку наше... её участие в сегодняшнем представлении. Заодно и проверим.
– - Вытяни руки. Это - браслеты. Наручники.
Щёлк-щёлк. Великоваты. Сойдёт - маленькие были бы хуже.
– - Зачем? Я и так в воле твоей. Господин.
– - Ты - да. Душой, разумом. Тело твоё - нет. Ты можешь... испугаться. Ненароком. Этого - не надо. У тебя отныне нет иного страха, чем страх перед моим неудовольствием.
Бесстрашна и бесстыдна. А как иначе, если стыд есть страх? Страх перед общественным мнением. Перед друзьями и близкими. Перед собственной совестью, несущей прежнюю этику, былые представления "о добре и зле". Перед сносимыми ошмётками недостроя на пустыре души.
– - Сейчас ты сослужишь мне службу. Телом. Простенькую.
Усталый, чуть презрительный, всё-всё понимающий вздох. "Все вы, мужики...". Мои намерения - просчитаны и согласованы. Сейчас кормой разворачиваться начнёт или на спинку отвалится. Э-эх, девочка... Я же - "Зверь Лютый", я ж "не от мира сего". Кабы меня всегда так легко было просчитать - меня уже давно бы... закопали.
– - Ты. Должна. Не бояться. Понятно?
Слышит. Воспринимает. Во как затряслась. От страха перед чем-то... непонятным, не... непредставляемым.
– - Не трясись. Ты - вещь. Приспособление. Лаптю ношенному даже и перед последним костром - дрожать не положено. Руки на затылок. Встала. Пошла.
Я рывком поднялся. Как-то вспомнилась Саввушкина выучка насчёт "перетекания на коленях".
Забавно: это стало одним из элементов моих боевых тренировок, применяется Артемием при подготовки новиков. Перетечь и встать, перетечь и упасть, перетечь и откатиться.
И, всегда, убить. Врага. Неготового к атаке из этой позиции.
Человек коленопреклонённый - человек смирённый. Смирный, смирившийся, покорный. Выученный беспомощности. "Это ж все знают!". Иного и не ждут. Потому и встречают смерть свою в... в недоумении.
Цена? Что дороже - преклонить колена и увидеть смерть врага или стоять до последнего, видя гибель соратников? Кабы от этого действа вороги мухами дохли - я б отсюда до Иерусалима на коленях сползал.
А вот у девочки навыка нет. Отвела сцепленные запястья на затылок и неуклюже, теряя равновесие, попыталась встать. Поменяй порядок, жертва разврата! Не, не доходит. Пришлось ловить. И нагибать. Как и положено ходить в моих МКС.
Ноготок уже довольно давно сопел за дверями, заждался.
– - Эту? Может... у нас такие... ну... пофигуристее есть.
– - Эту. Веди.
Голая Ростислава только пыхтела, удерживаемая мною за сведённые на затылке застёгнутые запястья, согнутая до уровня моей опущенной руки.
Недлинный зал в подземелье. С двух сторон деревянные дощатые стены. По углам - стойки с счетверёнными скипидарными светильниками с отражателями. Отражатели развёрнуты от нас, под углом в стены. Посередине под потолком - толстая балка. Привязываю к цепочке наручников ремешок, вывожу девушку в середину зала.
– - Стань здесь. Подыми руки.
Привязываю вскинутые руки к потолочной балке.
– - Сейчас ты увидишь... зверей. Если до тебя доберутся... порвут на части.
– - Г-господин... я же... вся твоя... н-не надо меня... в-волкам...
– - Волкам? Х-ха... Волки - дети. Против этих. Ты клялась служить мне? Служи. Ничего не бойся. Просто стой. И держи рот закрытым.
Подручные палача зажигают светильники и откатывают стены. Собранные из деревянных панелей, они легко уходят в стороны. Открывая "зрительные залы" - два симметричных "обезьянника" - пустые помещения, отделённых от коридора толстыми вертикальными железными прутьями.
"Пустые" - от вещей. Но не от людей. В каждом, примерно, по два десятка голых самцов. Нашего биологического вида. Хомнутые... чем-то.
Злые, раздражённые несвоевременной побудкой, ярким светом, отсутствием вчера кормёжки. И возбуждённые зрелищем юной женщины, подвешенной за руки. Абсолютно обнажённой, абсолютно беспомощной, абсолютно... бабой! В метрах четырёх от железных прутьев. Через которые всё видно! Но... не дотянуться. Чуть-чуть.
Вчера в город пришли две группы... контингента. Одна - мятежники из Сарова, другая - шиши из Костромы, взятые Чарджи при умиротворении края.
Первые - убийцы, изменники, фанатики. Вторые - убийцы, насильники, воры. И - их пособники. Разных степеней участия.
Раскалывать их поштучно, выбирая из общей толпы случайным образом - трудоёмко, долго. Но стаи ещё не стабильны, ещё формируются в ходе пересылки. Складывающиеся иерархии пока слабы и конфликтуют между собой. Если спровоцировать столкновение амбиций - будут обиженные. И проявятся лидеры. Стая перестанет выглядеть кучей однородного материала. Станет понятнее, с кем и как Ноготку следует работать в первую очередь. Для большей эффективности.
Вариации выявления того, что Макаренко в Куряже называл "социальным клеем":
"...Бродил по спальням и я, захватив с собою Горьковского в качестве измерительного инструмента. Нам нужно было, хотя бы на глаз, определить первые признаки коллектива, хотя бы в редких местах найти следы социального клея. Горьковский чутко поводил носом в темной спальне и спрашивал:
– А ну? Какая тут компания?...
В некоторых местах мы ощущали и слабые запахи социального клея, но склеивалось вместе не то, что нам было нужно".
Здесь тоже - "не то что нужно". Главное: "снаружи" не видно "ху из ху". Станет видно. Жизнь заставит, нутро вылезет... Сейчас.
От эрзя нужны зимницы, в которых предполагали прятаться мятежники. От шишей - "адреса, пароли, явки", маршруты и даты караванов, местные контрагенты ушкуйников. Задержки в получении информации по обоим направлениям обернутся гибелью моих людей в тех местах.
Отсюда - провокация "на самочку". Чисто - "на посмотреть". Уже достаточно для проявления перспективных... особей.