Обмен заложниками
Шрифт:
— Ладно, попробуем впятером! — напряженно улыбнулся Стас. — Играем?
— Решили взять на себя работу с коллективом, Анастас? — поинтересовался Максвелл. — Давайте рискнем! Это ваша северная игра?
— Якутское гадание.
— Рисуем оленя по частям? — спросил Дункан. — Или моржа в разрезе?
— Нет. Игра на скорость и сообразительность. По очереди задаем вопросы и пишем ответы, не задумываясь. Какие вопросы — сейчас покажу. Готовы?
Все придвинулись к столу.
— Кто дописал, сразу кладет палочку перед собой.
— Глупость какая! — буркнула Лэлли.
Все замерли с занесенными над столом головешками.
— Имя матери! — крикнул Стас.
Через пару секунд все палочки уже лежали на столе. Лишь Эва застыла с головешкой в руке и расширившимися глазами.
— Что такое, девочка? — Дункан смотрел на нее в упор.
— Я… — Эва откашлялась, — я не поняла вопроса.
— Даже так? — горец смотрел исподлобья, буравил ее глазами. — Может быть, хочешь рассказать об этом подробнее?
— Максвелл, — сказал Стас. — Не трогайте палочку!
Старик отдернул руку от стола.
— Твой вопрос, Дункан, — констатировал Стас, — нужно адресовать другому человеку.
Стас вывел имя мамы круглыми русскими буквами. Дункан — размашистой латиницей. Лэлли — частоколом рун. Перед Максвеллом вилась изощренная надпись «Элизабет», скрученная узором туманного языка.
Старик отодвинулся от стола и встал.
— Празднуете победу, Анастас?
Стас, а за ним и остальные тоже поднялись. Хыш из угла переместился к столу, чувствуя, как нарастает общее напряжение.
— О какой победе вы говорите, Максвелл? — Стас чувствовал, как вспотели ладони. — Мы просто хотели понять, что вокруг нас такое. Для царства мертвых — слишком утилитарно. А для рая — слишком простенько.
Максвелл скрестил руки на груди.
— Вам действительно хочется знать, как здесь все устроено?
В его голосе зазвенело металлом уверенное, гарантированное превосходство — так всадник понукает коня, пограничник — пса-следопыта, дрессировщик — забитую макаку.
— Многие знания —…
Дункан издал странный хрипящий звук, и прыгнул к Максвеллу через стол, явно намереваясь вцепиться ему в горло. Хлопок! — и старик стоит в другом углу, за спиной у Лэлли, а Дункан на полу лупит кулаком в бессильной злобе по пиктограмме «Спокойствие».
— Ты бог? — спросила Максвелла Эва.
— Он маг! — сказала Лэлли.
— Программист, — предположил Стас.
— Демон, — зарычал Хыш.
Дункан поднялся на ноги, но шатался как пьяный.
— Слышишь, ты, лис! — закричал он. — На моем клинке — все группы крови. Мои друзья умирали от руки других моих друзей. В моей голове — только война и смерть. Я пять лет шел по следу — по пустым городам и брошенным землям. Пять лет не видел ни души, но знал, что мой враг ждет меня где-то неподалеку. Я нашел его, и вся сила мира вошла в меня, когда его голова слетела с плеч. Я остался один и заслужил беспамятство! А теперь ты превращаешь мое забвение в свою забаву? Мне нужно чистилище, а не твой санаторий!
Максвелл пожал плечами.
— Боюсь, Дункан, что вы не совсем верно представляете себе, где находитесь. Лично я не давал вам никаких обещаний. Вы попали сюда? Что ж, я рад вашей компании.
— Больше не будет компании, Макс! Ты обманывал нас, рассматривал, как бабочек под стеклом…
Длинный язык тумана вдруг протянулся между стариком и Лэлли. Доли секунды — и на месте, где стоял Максвелл, заструилась обычная молочная муть.
— Не уходи от разговора! — крикнул Дункан. — Покажи, кто ты есть!
— Сними заклятие! — воскликнула Лэлли.
— Выключите это, — сказал Стас. — Или мы действительно перестанем с вами разговаривать, Максвелл!
И тогда туман начал таять, обнажая истинный вид места, где они находились.
Помещение напоминало бы подземный склад или гараж — бетонно-серые стены, обшарпанные колонны ровными рядами тянутся от края до края, следы давно истлевшей разметки под ногами… Если бы над головой, вместо неопрятных перекрытий, или подвесного потолка, или чего угодно — не зияла пустота, страшная и безразмерная. Колонны сиротливо упирались в нее и не обрывались, но меркли, затухали, как исчезают круги на воде или тают миражи над раскаленным асфальтом.
Стены на высоте четырех-пяти метров теряли четкость, превращаясь в ЖИВОЕ. Мириады иссиня-черных икринок, одна к одной, без единого зазора и просвета, скрывали поверхность стен, сами превращались в стены и блестящим полотном закручивались в зенит, лишаясь геометрических пропорций, сталкиваясь под ирреальными углами. Над головами замерших в застывшем времени людей сворачивалось пространство, изгибаясь тугой спиралью, упираясь в никуда.
В каждой икринке угадывалась светлая искра, и больше всего Стасу не хотелось приглядываться — он боялся увидеть то, что жило под масляной пленкой.
— Эшер, — тихо сказал Дункан, сжимая и разжимая правую ладонь на отсутствующем эфесе.
Эва прижалась к Стасу, борясь с дрожью.
— Красавчик Эф, — прошептала она, задрав голову, — умел так укладываться, когда начинал рассказывать свои сказки. Червяк червяком, но как попытаешься разобраться, как он сплел свои кольца, от узоров на чешуе начинает рябить в глазах, и уже не помнишь, что было до того, как он заговорил. Адм не терпел его, грозился прищемить хвост. Поэтому Красавчик приползал всегда только ко мне.