Обмен заложниками
Шрифт:
Десятники уже тоже встали к тросам. Ни одна из сторон не хотела уступать. Дар Богов замер между мирами, и на какое-то последнее мгновение Ыгр поверил, что они могут победить.
Но что это? Как это может быть? Больше нет демонов, которые могли бы вмешаться в великое противостояние. Так чьи же это шаги? Словно крошечные комочки земли ссыпаются по склону. Ть-ть-ть-ть…
Если бы Пэх стоял сейчас рядом с Ыгром, то сказал бы отцу, что это его знакомый чужой. Что он заблудился в Нижнем мире, но нашел себя в Верхнем. Что у него — странно! — даже есть имя, у единственного чужого на свете. И зовут его Топ.
Но Ыгру было уже не до размышлений о том, что чужой может делать рядом с демонами.
Новый рывок Дара вверх разорвал несколько тросов. Земля стонала. Тоннели рушились, засыпая самоотверженных горожан. Десятки рабочих копошились и стонали на дне оползающего котлована.
А потом Дар Богов окончательно переместился в Верхний мир.
Сквозь то место на границе миров, где только что трещал разрываемый Дар, хлынуло страшное неназываемое, которое течет всегда по прямой и жалит, жалит…
Ыгру не хватало воздуха. Покачнувшись, он едва не соскользнул вниз, но удержался и бросился в спасительный тоннель. Котлован за его спиной заполнился криками ужаса и смерти. И деловитым урчанием демонов.
«…Поэтому, Старший Верхний, ты никогда не догадаешься, что в следующий раз придумает мой папа. Ваш мир больше нашего, зато мы меньше вас. Вам служат демоны, а нам — только наши умения. У вас есть столько зерен добра и зла, сколько вы пожелаете, а у нас — лишь то, что мы захотим взять у вас.
И мы возьмем…»
источники:
1. Посадил Дед репку… (далее Вы и так знаете)
2. Шутка-загадка: Почему Дед и Бабка не могли репку вытянуть?
Ответ: кроты держали.
До весны
Если разрезать решетку автогеном, то, пожалуй, можно не трогать витрину! Когда сойдет снег, разбитое стекло испортит парадный вид улицы. Стас не любил беспорядка и старался держать город в чистоте.
Прокопав узкий лаз к задней двери магазина, негнущимися пальцами выудил из рюкзака паяльную лампу. Выровнял пламя и провел невидимым языком горелки по первому пруту решетки. Зашипел тающий лед, и в ту же минуту вокруг перестало быть темно — за спиной встали желто-зеленые сполохи и, отражаясь от ноздреватого наста, залили все вокруг призрачным светом.
Стас обернулся и несколько секунд следил за дрожащей в небе пестрой мешаниной. Потом вернулся к работе. Плавящийся металл оказался гораздо ярче северного сияния.
С решеткой возни было много, зато деревянная, обитая дерматином дверь поддалась первому же пинку. Налобный фонарь Стаса выхватывал из гулкой темени боксерские груши, шахматные доски и бадминтонные сетки.
Новенькие «Фишеры» с полужесткими креплениями не весили ничего. Стас подобрал надежные углеводородные палки, теплые лыжные перчатки, альфовские ботинки. Примерил «Аляску» на натуральном пуху, но подкладка давно отсырела и свалялась и куртка превратилась в нейлоновый мешок. Выбрал горнолыжный комбинезон — к синтетике время равнодушно.
Последние пятнадцать зим Стас не решался на вылазки из города. Домоседствовал. С осени подготавливал выходы через окна второго и третьего этажа. Запасался топливом, едой, спиртным. Тысяча мелочей нужна человеку для «просто жизни».
Из супермаркета притаскивались фильмы и книги. Еще в детстве Стас посчитал, что хватит на сорок зим. А там можно и перечитать.
Конечно же, дома в кладовке всегда стояли запасные компьютеры. Однажды Стас остался без связи с миром почти на неделю, после чего перетащил к себе почти весь отдел оргтехники из того же супермаркета.
Тогда всё случилось из-за шутника, выпустившего в сеть короткую программку с издевательским названием «Улитка». Червь сожрал драгоценные серверы в Екатеринбурге, Вашингтоне, Сингапуре, Момбасе и десятках других городов, куда не сунешься без скафандра. Многолетний труд тысяч ушедших спецов оказался перечеркнут за сутки. Само существование сети оказалось под угрозой.
Охотились всем миром. От Окленда до Осло, от Багдада до Боготы. А когда нашли — в Киргизии, на пяти километрах, — то вывезли урода в цветущую степь. Без химзащиты и даже без маски.
Из последних сил залатали дыры, срастили оборванные концы. Чтобы каждое утро можно было включить системный блок, не боясь увидеть страшное «Сеть недоступна». Чтобы войти на Жив.net и увидеть, что счетчик посещений все еще крутится…
Стас выволок добычу на улицу и загрузил сани. Аккуратно, подсунув сложенный вчетверо лист картона, закрыл дверь с выбитым замком и перекинул санную упряжь через плечо.
Пока он добирался домой, снег притворялся сиреневым, розовым, золотым.
Профессор, окопавшийся в Альпах и учивший Стаса философии и истории религии, отворачивался, выпадая из кадра, звучно сморкался, — «Вы не заболели, Семен Аркадьевич?» — «Не дождетесь! Аллергия на безделье!» — и всматривался в экран, словно желал разглядеть в своем последнем ученике искру Божью. Разочарованно цокал языком:
— Анастас Арыйаанович, душа моя, когда последние гималайские долгожители передохнут, с кем вы предпочтете остаться? С Декартом или Сенекой? Вы ищете забытья или утешения? Жаль, последний век не родил мыслителя должного уровня! Может быть, он дал бы намек, как себя вести в вашей уникальной позиции.
— Хотели бы поменяться со мной? — Стас не боялся задавать жестокие вопросы — учитель давно отрешился от примитивных эмоций. Холодный, чистый разум — в истощенном, по инерции работающем теле.
— Душа моя, последний моет посуду! Вечный Жид в противогазе, скитающийся по развалинам Ершалаима… Нет, не мое амплуа!
Семен Аркадьевич умер во время урока, пока Стас по-дилетантски атаковал Лейбница, подгоняя теорию монад под свои наивные умозаключения. В освободившемся кадре падали редкие снежинки, и Юнгфрау, обычно сияющая склонами, угадывалась в мутном далеке корявым серым зубцом.
Так семь лет назад разорвалась последняя цепочка, единственная что-то значащая связь. Стас продолжал переписку с несколькими впадающими в маразм вирусологами — китайцами и русскими, еще поддерживающими Колорадскую лабораторию. Звезд среди них не выросло, и от стареющих подмастерьев никто давно ничего не ждал.