Обнаженная натура
Шрифт:
— Ну-ну, — помрачнел Родионов. — Значит, она и про меня расспрашивала?
— Про вас-то она расспрашивала больше всего.
— Вот как. — только и смог сказать Родионов, ошеломленный и сбитый с толку. Такого поворота событий он никак не ожидал. Какая-то посторонняя сила втягивала его в свою интригу, делала его жизнь частью какого-то не вполне ясного, вернее, совсем неясного, запутанного сюжета.
Глава 8
Филин
На встречу с Ольгой Родионов решил идти пешком, нельзя было вступать с нею в поединок сразу, без подготовки, что называется, «с колес». Словцо «поединок» вымолвилось
С веселой злостью, в которой определенно было что-то спортивное, шел он на это свидание, и одна мстительная мысль целиком владела всем его существом — «проучить эту самоуверенную, невесть что о себе вообразившую красавицу…» Мысль эта конечно была совершенно безоосновательная, глупая, родившаяся неизвестно от каких воображаемых или позабытых обид, но именно по этой причине она была особенно навязчивой и мучительной. Удручало Родионова еще и то обстоятельство, что ему никак не удавалось полностью обмануть себя и поверить в картонный образ пустой светской барышни, который он придумал ради собственного спокойствия и безопасности. Конечно же, Павел был обречен и сам об этом догадывался, но боялся признаться, а потому глупая мысль крутилась и крутилась в голове, не давая возможности успокоиться, остановиться и трезво оценить ситуацию.
Он вышел на прямую широкую аллею, в конце которой высился белый Дворец.
Родионов сразу, издалека еще, увидел Ольгу. Она стояла одиноко, в стороне от толпы, как бы на ее опушке, но несколько раз за то время, пока он приближался к ней, к Ольге подходили какие-то подозрительные типы, о чем-то спрашивали, жестикулируя руками и с явной неохотой отцеплялись, пропадали в толпе.
Родионов старался шагать ровно, сохраняя независимый вид и подавляя закипающее в груди волнение. А когда она, увидев его, пошла навстречу, все его предварительные планы развеялись как дым. Тень легкой досады пролетела по ее лицу, и Родионов догадался, что что-то в его будничном наряде ей не понравилось. Он опустил глаза, чувствуя тесноту и стеснение, пожал протянутую ладонь и сразу выпустил из рук. Они медленно пошли к Дворцу, не касаясь друг друга и не говоря ни слова. У самых касс он, стараясь выглядеть уверенным и непринужденным, попросил ее подождать «одну минутку», пока он все устроит и ринулся в жаркую, плотно сбившуюся тесноту.
Билетов в кассах не было. Снующие тут же барышники ломили такие цены, что у Родионова потемнело в глазах. С немалым трудом выкарабкался он наружу.
— Вот какие грустные дела, — объявил он с некоторым облегчением. Ему смерть не хотелось на этот «Апокалипсис». — Бесполезно…
Ольга молчала, ироническая усмешка тронула ее губы.
— Ладно, — сказал он. — Постой здесь в сторонке, что-нибудь я придумаю. Не унывай…
Родионов помчался вдоль стены Дворца, ощупывая в кармане деньги, надеясь найти какую-нибудь лазейку, сговорчивого старика-сторожа, который впустит их с черного хода. Неужели не возьмет? Неужели мир настолько уже скурвился?
Он потоптался у приоткрытой стекляной двери, осторожно заглянул внутрь и, не веря своим ушам, услышал волшебные слова: «Два билета!» Кто-то отчетливо и хрипло прокричал из глубины помещения:
— Людок! От Филина звонили, оставь два билета!
— Два, поняла! — откликнулся сытый женский голос.
Родионов стал взволнованно прохаживаться взад-вперед около заветной двери, лихорадочно соображал. Дело представлялось совершенно ясным, удача сама лезла ему в руки, нужно было только
Обстановка ему сразу не понравилась. Не понравились, во-первых, зверские рожи охранников, которые молча и настороженно уставились на него. Во-вторых, Людка эта…
— Здравствуйте! — проговорил он по возможности бодро и непринужденно, затем озабоченно взглянул на часы. — Я, кстати говоря, за билетами…
— Ступай в кассу. — равнодушно сказала Людка и отвернулась.
Павел потоптался, двинулся было к двери, но вспомнив взгляд Ольги, вернулся.
Секунд десять Людка делала вид, что его не замечает, жевала жвачку. Затем перевела взгляд на Павла, но все равно глядела как-то сквозь него… Он подступил поближе, оглянулся и вдруг подмигнул ей неожиданно для себя. Проклятая Людка не шевельнулась, сидела как истукан.
— Я Филин! — голосом разведчика произнес Родионов.
Повисла гробовая тишина.
Через полминуты Родионов выбирался из зарослей колючих кустов. Голова гудела и кружилась. Трясущимися руками извлек он носовой платок, приложил к разбитым губам. Слава Богу, отделался он легко, без переломов. Слишком уж насмешил он охранников, которые и теперь еще хохотали там, за стеклянной дверью.
Эти несколько секунд унижения и позора пролетели в дергающемся ускоренном ритме, словно перед ним прокрутили старую черно-белую кинокомедию. Как только подхватили его под бока эти бульдоги и понесли к приоткрытым дверям, в ушах у Павла забренчала развинченная таперская музычка: тум-ба, тум-ба, тум-ба, тум-ба! — сопровождающая эти мелькающие немые кадры. Точно в такт ударился Пашка лбом в створку двери, которая широко распахнулась от этого удара. Его даже и не били толком, просто отвесили два равнодушных свинцовых тумака и еще раз дали вдогонку по шее, отчего он провалился в акацию…
И даже в машинальном движении собственных ладоней по пылающему от стыда лицу узнал Родионов классический жест, с которым киношный недотепа стирает липкий крем расквашенного об его морду торта. Но самое сильное чувство, испытанное Родионовым в эти секунды, был страх влюбленного Петрушки — только бы Ольга не видела! Только бы не видела!..
К счастью, она в этот момент объяснялась с двумя очередными приставалами, которые совали ей в руку белый прямоугольничек визитной карточки, а может быть, и входной билет — с такого расстояния определить было невозможно.
Эти пятьдесят шагов Родионов использовал на то, чтобы успеть восстановить ровное дыхание, напустить на лицо беспечное выражение, зализать сочащуюся ранку на губе и еще раз промокнуть ее платком. Однако его усилия оказались напрасными.
— Он уже подраться успел! — ахнула Ольга. — И рукав оторван. И колено в грязи… — поворачивала она его, как провинившуюся куклу. — Странный у тебя характер, Родионов…
Он послушно подчинялся ее осторожным ласковым рукам и виновато молчал.
— Билетов, разумеется, нет, — она коснулась пальцами голого Пашкиного плеча. — Не страшно, по шву разорвано…
От этого легкого скользящего касания Родионов замер, почувствовав, как тяжело и опасно колыхнулось в груди.
— Я для тебя сирени наломал, охапку. Не тащиться же с нею через весь город, — заговаривал он и себя и Ольгу. — Она там. На столе у меня. Заготовлена. Ждет тебя…
— Сирень цветы соблазна. — усмехнулась она.
Они двинулись по пустому бульвару, оставив за спиною Дворец с толпою у входа.