Обнаженная натура

Гамильтон Лорел Кей

Глава шестьдесят шестая

Криспин был все такой же мускулистый и худощавый, каким я его помнила. Он сел, улыбаясь, и простыня сползла, обнажив бедро сбоку, и было видно, что ничего больше нет между ним и моей простыней. Коротко стриженные белые курчавые волосы светились от горящей сзади лампы, и свет играл в завитках, образуя сияющий белый нимб. Криспин улыбнулся кривой улыбкой, ямочка с одной стороны лица. Совершенно ангельский вид был у него с этим нимбом, но если он и был ангелом, то падшим.

На другой стороне кровати лежал на

спине Домино, вытянув руку на подушки, туда, где придется лечь мне. Черно-белые кудри резко выделялись на белой наволочке. Заметно было, что в основном они черные. А раньше не было ли их примерно поровну? Глаза ярко-оранжевые, цвета огня, но в огне не бывает таких золотых прожилок. Огонь не моргает длинными ресницами, не пытается сделать равнодушное лицо, когда глаза его выдают. А в глазах было желание и страсть.

Я думала, что разозлюсь, но нет. Вдруг из всего населения Вегаса для меня остались в мире только эти двое, между которыми мне хотелось свернуться клубком. Я говорила Истине, что сила линии Белль Морт проявляется лишь настолько, насколько глубокий порез хочет получить проявляющий ее вампир. Это так, но это еще не все: я могу войти в чужое сердце ровно настолько, насколько позволяю его владельцу войти в свое. У меня есть вся эта сила — и ни малейшего понятия, как защититься, чтобы этот обоюдоострый клинок меня не порезал до кости.

При виде этих двоих у меня осталась только одна мысль: дома.Глубокое чувство успокоения, которое и Криспин-то еще не заработал, а Домино для меня вообще чужой. Но иногда встретишь чужого — и с первого взгляда создается связь, квази-память, будто его кожа, его аромат уже были на твоих простынях, память-эхо. Надо было бы мне воспротивиться, поспорить с этим чувством, но я так устала, что даже глаза жгло.

Я сказала то единственное, что пришло на ум:

— Мне еще не нужно кормиться. — Голос прозвучал робко и неуверенно. Я резко кашлянула, прочищая горло, начала снова. — Ничего личного, я просто…

— Устала, — не дал мне договорить Криспин, — мы знаем. Мы чувствуем.

Я посмотрела на лежащего за ним Домино. Ощутила его неуверенность, его напряженное желание, чтобы все тут получилось хорошо. У меня совсем не осталось сил ни для какой борьбы, и это было приятное ощущение, странно спокойное. Впервые в жизни я не стала в этом копаться. Я не стала спрашивать: «Сможете ли вы хорошо себя вести, если все мы будем голые?» — потому что они оборотни, и для них нагота не означает секса. Она просто значит, что ты без одежды — это уже мой человеческий ум придает ей грязный смысл.

Я развязала пояс халата и подошла к кровати. Криспин улыбнулся, но Домино уставился на мелькнувшую полоску тела… может быть, для него обнаженность не означала сейчас просто быть без одежды?

Он заговорил, но хрипло, ему пришлось прокашляться.

— Секс — это было бы чудесно, но я ощущаю твою усталость как тяжелый вес, гнущий тебя к земле, и на нас тоже давящий. Давай мы тебя обнимем, Анита, просто обнимем.

Я полсекунды смотрела на его лицо. Он поднял руку с подушки и протянул мне. Я шевельнула плечами, сбрасывая

халат на пол, и заползла между ними на кровать. Криспин помог мне влезть под одеяло, потом прильнул ко мне сбоку, давая мне ощутить, что не одному Домино трудно было бы сейчас заснуть.

Я посмотрела на него, а он лежал, опершись на локоть, улыбаясь и глядя на меня.

— Я в постели с красивой голой женщиной, и я же мужик.

Я не могла не улыбнуться. Кровать шевельнулась, и я обернулась посмотреть на придвигающегося к нам Домино. На лице у него читалось некоторое сомнение, будто он не знал, рады ли ему здесь будут. Я тоже не знала.

Он был шире в плечах, чем Криспин, и сейчас, глядя на них, опирающихся на локти, я увидела, что лишние дюймы роста у Криспина — от талии вверх. Домино остановился за несколько дюймов от нас, не стал придвигаться вплотную. Я эту сдержанность оценила.

И протянула руку потрогать его волосы. Они были мягкие на ощупь, но не такие мягкие, как белые волосы Криспина.

— Мне показалось, или у тебя было белых и черных волос поровну?

Он улыбнулся:

— За то время, что ты меня не видела, я превращался в черного тигра. Когда я возвращаюсь в человеческий облик, то на цвете волос сказывается цвет последнего воплощения.

Я уставилась на него:

— Ты умеешь превращаться ив белого тигра, ив черного?

Он кивнул, потерся головой об мою руку, чтобы я погладила его волосы — как гладишь кота, который трется о твои пальцы. При этом моя рука сползла с волос на щеку, и он прижался этой щекой к ладони. Глаза у него закрылись, лицо стало почти блаженным, будто какая-то тяжесть вдруг его покинула.

Я приподнялась его поцеловать, но это сократило бывшее между нами расстояние, и я вдруг почувствовала, что он не только рад быть тут со мной, но такой твердый и так рвется в бой, что у меня дыхание перехватило в груди, и я удивленно пискнула.

Он отодвинулся.

— Извини, Анита. Эта реакция неподконтрольна.

Я мотнула головой.

— Да я не… не надо извиняться, что ты самец, Домино. Мне это нравится.

Он улыбнулся почти смущенно.

Почти невольно моя рука скользнула вниз по его телу, глаза у него снова закрылись, и голова запрокинулась, будто давно уже такого с ним не было.

Криспин будто прочел мои мысли.

— Клан Белого Тигра гордится чистотой своей крови. Наша королева рада была обрести кровь черного тигра, но почти все самки нашего клана боятся риска родить нечистокровного отпрыска.

Я смотрела на Домино, который все еще слегка надо мной нависал, и моя рука остановилась где-то наверху его живота. Глаза у него остались закрытыми, но он начал отворачиваться от меня, хотел перевернуться.

Я остановила это движение, взяв его за плечо.

— Все у тебя хорошо, Домино. Ты красив.

— Нет.

— Я тебе говорю.

Он посмотрел на меня почти застенчиво:

— Не могу поверить.

— Почему?

— Потому что еще никто из тех, кто для меня важен, не обращался со мной так, будто это правда.