Обнаженная натура
Шрифт:
Я кивнула.
— Я слыхал крики, когда истребитель закалывал вампиров. Они молили о пощаде.
— В камере смертников все невиновны, доктор. Вы это знаете.
— И вас это не трогает?
Мне пришлось отвернуться от испытующего взгляда. Но тут же, поймав себя на этом, я заставила себя посмотреть ему и глаза и сказать правду:
— Иногда — да.
— Зачем же это делать?
Будет ли это зло — сказать то, что я сейчас скажу? Даже не знаю. Может быть, это будет всего лишь правда.
— Я сочувствую вашей утрате, доктор. Искренне сочувствую, но вот этот момент — прекрасная иллюстрация того, зачем я делаю мою работу. Посмотрите, что они сделали с вашим другом. Вы хотите, чтобы так поступили с чьим-нибудь вообще другом, братом, мужем?
Лицо у Мемфиса окаменело, вернулось прежнее враждебное выражение.
— Нет.
— Тогда вам нужно, чтобы я сделала свою работу, доктор, потому что если оборотень переступит черту вот таким образом, обратно он вернуться не может. Почти никогда. Он уже не сможет удержаться от выпускания зверя на свободу. Для него это приятное ощущение, и он будет делать это снова и снова — пока его кто-нибудь не остановит.
— Вы хотите сказать: «Пока его кто-нибудь не убьет».
— Да, не убьет. Я хочу убить оборотня который убил вашего друга. И убить до того, как он еще кого-нибудь убьет.
Настала его очередь отвести глаза.
— Вы сумели объяснить вашу точку зрения, маршал. И если вам нужно, я подпишу заключение, что это сделал оборотень. Потому что это правда.
— Спасибо, доктор.
Он кивнул:
— Но при теперешней формулировке Акта вам никакая моя подпись ведь не нужна? Достаточно позвонить в Вашингтон, и вам ордер пришлют по факсу.
— В отличие от того, что пишут в газетах и по телевизору показывают, нам нужно уверить тамошнее начальство, что природа преступления противоестественна.
— Уверить, но не доказать, не оставляя тени сомнения.
— «Тень сомнения» — это для судов, доктор.
— Но этот оборотень никогда не увидит зала суда?
— Вероятно, нет.
Он покачал головой:
— Мне предложили, чтобы с телом Рэнди работал кто-то другой. Но это последнее, что я могу для него сделать.
— Не последнее, доктор Мемфис. Вы мне можете помочь собрать достаточно улик, чтобы получить ордер и поймать этого убийцу.
— И вот опять, маршал, мы возвращаемся к моей моральной дилемме.
На это я не знала, что сказать. У меня своя была моральная дилемма, которую тоже надо решать, и я недостаточно хорошо была знакома с Мемфисом, чтобы рассказывать о своих сомнениях насчет работы. Поэтому я сделала единственное, что мне в голову пришло: вернулась к работе.
— Сочувствую вашей утрате, но не могли бы вы мне показать личные вещи, которых я не видела?
Про себя я добавила: «Когда Олаф заставил меня удрать из зала», но именно что про себя. И без того было достаточно унизительно, чтобы еще кому-то рассказывать. Я даже не осознавала, насколько он выбил меня из колеи, пока он не ушел. Разделение труда меня с ним наедине не оставит, пообещала я себе.
В пластиковом мешочке лежала серебряная пентаграмма.
— Он был викканец?
— Да, — ответил Мемфис. — Это важно?
— Может быть, поэтому оборотень первым делом впился ему в лицо.
— Объясните.
— Если я права, то Шерман начал произносить заклинание, и оборотень его прервал.
— Но разве есть заклинания от ликантропов? — спросил Роза.
— Нет, — ответила я. — Но есть заклинания, влияющие на другие противоестественные сущности. Они предназначены почти исключительно для бестелесных существ.
— Вроде призраков? — спросила Патрисия.
Она так тихо сидела в углу секционного зала, что я почти о ней забыла.
Я покачала головой:
— Нет, не призраков. На них достаточно не обращать внимания. Это для духов, сущностей, демонов и других подобных созданий.
— Вроде дьявола? — уточнила Патрисия.
— Нет, я неточно сказала, не надо было вспоминать демонов. Я имею в виду: нечто скорее энергетическое, нежели материальное. В таком духе.
— Кто размахивает ножом, тот вполне материален, — заметил Мемфис.
— Ножи весьма материальны, но если Шерман думал, что заклинание поможет, то тот, кто их держал, мог материальным не быть.
— Не понял, — сказал Роза.
— Я тоже, — отозвался Мемфис.
Терпеть не могу излагать метафизику. Всегда получается неправильно, в лучше случае — непонятно.
— Мне нужно поговорить с ковеном Шермана или хотя бы с его верховной жрицей, но если он хорошо разбирался в магической стороне своей религии, то не стал бы тратить дыхание на что-то бесполезное.
— Рэнди был очень верующим и к вере своей относился серьезно, — сказал Мемфис
Я кивнула:
— О’кей, я все равно хочу говорить с жрицей но пока что надо посмотреть, смогу ли я определить, какого вида животное это было.
— Там не осталось звериной шерсти маршал.
— Я слышала — кивнула я.
— На анализ следов от когтей уйдет время.
— И может все равно не дать результатов особенно при чужой модифицированной форме оборотня. Мы знаем что ищем кого-то не очень высокого.
— Почему маршал?
— Когда оборотень заставляет когти вылезти, руки у него становятся больше, чем у нормального человека. Маршал Джеффрис смог накрыть ладонью следы на груди. Он мужик крупный, но руки у него не так велики, как у оборотня в полуживотной форме. Это значит, что мы ищем кого-то пониже или с руками поменьше.
— Но вы же только что сказали, что руки увеличиваются, — заметила Патрисия.
— Да, но есть предел, насколько увеличиваются. Если взять двух оборотней одного вида, но у одного шесть футов роста и большие руки, а другой пять футов с маленькими ручками, то после превращения у каждого животная форма будет больше человеческой, но тот, кто поменьше, все равно останется поменьше. Связано с отношением масс.