Обнаженная натура
Шрифт:
Эдуард подошел к интеркому и ответил:
— Мы снизили градус тигриной энергии, только и всего.
— Что там делает Блейк? — спросил Шоу.
— Свою работу, — ответил Эдуард и отпустил кнопку.
Я посмотрела в эти внушающие странное спокойствие тигриные глаза на женском лице.
— Ты знала, в чем был замешан Мартин?
Она заморгала. Лицо ее ничего не говорило, но губы приоткрылись, дыхание стало чаще. Это потому что она что-то знает, или просто от упоминания ее бойфренда? Или вообще оттого, что сидит в полиции, скованная по рукам и по ногам?
Это вызывает у некоторых
— Нет, — ответила она, а я смотрела в ее глаза и не верила.
Не знаю почему, но по этим голубым глазам котеночка я читала, что она врет. Это не была метафизика, просто внутреннее чувство, которое вырабатывается со временем у каждого копа — просто знаешь. Быть может, врала не для того, чтобы что-то скрыть. Может быть, от испуга, или просто потому, что имела возможность соврать. У вранья бывают самые глупые причины. Но сейчас она врала, скрывая. Скрывая ту информацию, что нам нужна. И это было полезно. Она дала нам какое-то направление, и есть кого допрашивать. Полезное для расследования всех новых смертей, что я видела сегодня. Если Пола Чу что-то знает, то тогда погибшие бойцы СВАТ, и те, что в больнице между жизнью и смертью… может, все это было не напрасно.
Глядя в ее лживые глаза, я поняла вдруг, что больше в это не верю. Даже если она что-то знает, какие-то клановые или семейные тайны, и все нам расскажет, то это без разницы. Родным убитых бойцов это без толку. Для того, кто уже никогда, быть может, не встанет на ноги, если вообще очнется, тоже разницы нет. Это мы врем себе, будто это важно, врем себе, чтобы действовать, а не грызть в бессильной злобе стволы.
Завершение — слово, придуманное психотерапевтами, чтобы ты верил, будто боль прекратится, что если наказать виновного или понять причину, к тебе придет душевный мир. И это — самая большая ложь.
— Анита! — окликнул меня Эдуард. — Что с тобой?
Он стоял ко мне ближе, чем был, на одной стороне стола со мной и с Полой. Я его перемещения не увидела и не услышала.
Я замотала головой.
— Не знаю.
А про себя я подумала: «Совсем нюх потеряла». Что же это со мной такое?
Эдуард взял меня под руку и отодвинул меня от допрашиваемой. Чем дальше, тем яснее становилось в голове, но тигрица внутри никуда не ушла, припала за металлической стенкой. Но лежала, и только черный кончик хвоста давал понять, что она мной недовольна.
Открылась дверь, и вошел, улыбаясь, главный детектив Морган. С широко раскрытыми карими глазами, с видом приветливым и открытым, пусть и насквозь фальшивым. И просто излучал обаяние. О да, мы как раз его ждали. Не предупредил ли нас Шоу, чтобы не задавали никаких относящихся к делу вопросов? Предупредил. Чтоб его черти взяли.
— Добрый день, Пола — можно мне вас так называть? А я — Эд.
Он положил папки между ними на стол, взял стул, на котором до того я сидела, и улыбнулся ей. Можно было подумать, что нас с Эдуардом здесь и нет.
— Я дальше сам справлюсь, маршалы. А вас хочет видеть помощник шериф Шоу. — Морган улыбнулся
Эдуард не отпускал мою руку, будто не доверял мне. Если бы было здесь зеркало, я бы посмотрела, какое у меня выражение лица, но тут были обычные стены. Этих допросных с двусторонними зеркальными окнами мало, и женщину посадили туда, где ее не будет видно снаружи. Камера наблюдения, но окно этой женщине решили не выделять. Она — единственная ниточка к убитому тигру, и ей не выделили лучшую допросную, хотя допросчика все-таки прислали самого лучшего. Какой-то это пахло офисной политикой.
Эдуард повел меня к оставшейся открытой двери. То, что он видел или ощущал от меня, заставляло его нервничать. А я ничего такого страшного не чувствовала, и вообще ничего особенного. И снова мелькнула та же мысль: что же со мной такое?
Он осторожно вывел меня в дверь. Я оглянулась и увидела, что Пола Чу смотрит мне вслед, и как только я увидела ее глаза, тигрица во мне встала, заревела снова, но на этот раз так, что задрожала металлическая стенка, будто рев ударил в нее как в гонг. Я покачнулась, и Эдуарду пришлось меня поддержать. Наклонившись вперед, он шепнул:
— Что происходит?
— Не знаю точно, но нужно убраться подальше от тигров.
— Закройте дверь, когда выходить будете, — сказал Морган. — Мы с Полой отлично договоримся, правда?
Он повернулся к ней, но я знала, что он зря тратит на нее свою сверкающую улыбку. Женщина даже не глянула на него — она не сводила глаз с меня.
Я рванулась прочь от двери, и только рука Эдуарда не дала мне броситься в бег. Дыхание стремилось участиться, пульс уже стучал. Я ощущала других тигров, сидящих по допросным. Ощущала, да, хотя вообще-то мне полагается ощущать лишь тех, с кем связана я или Жан-Клод. К белым тиграм Вегаса я не была близка ни в каком смысле, чтобы так остро их чувствовать. Что-то здесь не то.
Пальцы Эдуарда сжали мне бицепс так, что можно было бы возмутиться — от боли, но это помогло прочистить мозги. Способность мыслить стоит пары синяков, и как только боль помогла, я еще кое-что поняла.
— Мне кто-то лезет в мозги, — прошептала я ему.
— Вампир? — спросил он.
— Если белая королева не умеет делать того, что я видала только у вампиров, значит, это вампир.
— Вамп или тигр? — спросил он тихо.
Несколько любопытных взглядов мы заработали от полицейских, мимо которых проходили. Они видели эту вцепившуюся руку или слышали, что мы шепчемся? Или просто так слухи разошлись, что мы пробуждали любопытство?
Я сурово глянула на нескольких патрульных в форме, что на нас таращились:
— Ну и как, нравится?
— Анита, оставь. — Эдуард шел и вел меня, не давая остановиться. Он лишь слегка ослабил хватку, и тут же я ощутила сидящих по допросным тигров. Чуть ли не увидела, как они поднимают глаза, выискивая меня.
— Крепче жми, — шепнула я, наклонившись к нему.
— Что?
— Боль проясняет голову.
Он снова вцепился давящей хваткой, и мы пошли к дверям. Я видела, как давит на них горячее белое солнце.