Обнаженная натура
Шрифт:
Я хотела сказать: «Меня-то зачем спрашивать?» Почему это я должна вести философскую дискуссию над трупами?
— Я христианка, но если Бог действительно есть Бог любви, зачем ему личная камера пыток, где он держит людей, коих ему положено любить и прощать, и наказывает их вечным наказанием? Если ты и правда читал Библию, то идея такого ада, как в кино и почти во всех книгах, изобретена писателем. Дантов «Ад» был взят из книги церковью, чтобы показать людям, чего бояться. Чтобы буквально запугать их так, чтобы были христианами.
— Значит, в ад ты не веришь.
С философской точки зрения — нет. С другой стороны, бывших католиков не бывает. Но вслух я дала тот ответ, которого он ожидал, стоя над своим погибшим другом.
— Нет, не верю.
И не поразила меня молния.
Может, если врешь для благой цели, это может сойти с рук.
Глава сорок шестая
Двое полицейских, стоявших в наблюдении, валялись в кустах как поломанные куклы. Голова не сразу понимала, что видят глаза. Всегда плохо, когда мозг говорит: «He-а, я тебе не разрешаю такое видеть». Последнее предупреждение разума: закрой глаза и не смотри, а то плохо потом будет. Но у меня значок, а это значит, что мне не положено закрывать глаза и надеяться, что кошмар сам собой развеется.
Все мы со значками, кто с каким, стояли вокруг и смотрели на то, что осталось от двух человек. Один был черноволосый, у другого голова так залита кровью, что не разберешь. Тела разорваны на части, будто кто-то огромный и сильный обошелся с ними как с куриной дужкой. С кровью перемешались внутренности, но трудно было распознать отдельные органы — их будто растолкли в пюре.
— Их сперва разорвали, — спросила я, — а потом прошлись по внутренностям?
— Это объяснило бы, — ответил Эдуард.
Бернардо подошел за нами, Шоу не было видно. Может быть, Бернардо его достаточно отвлек, и тот забыл, что не хотел моего присутствия, а может, дело было в свежеубитых полицейских. У Шоу было еще чем заниматься, кроме меня любимой.
Бернардо подошел к нам, стоящим возле тел, но сперва отвернулся, как обычно. Да, это было очко не в его пользу в моем гроссбухе, но сейчас, честно говоря, я его даже отчасти понимала.
— Я видал жертвы ликантропов, — сказал он, — но никогда такие. Ничего похожего.
— Да, но это был только один, — сказал Хупер. — Мы его обезвредили.
Слабый горячий ветерок пахнул порывом, принес запах кишок и желчи, слишком сильный. Съеденное за день попыталось найти дорогу к горлу, и мне пришлось отступить, чтобы и случае потери контроля над собой не загрязнить место преступления.
— Все нормально, Анита?
Это спросил Олаф. Эдуард понимал, что спрашивать не надо, а Бернардо не слишком обращал внимание. Хупер недостаточно хорошо меня знал, чтобы вообще отреагировать на мое движение.
— Все нормально, — ответила я.
Уже много лет меня на месте преступления не тошнило. В чем же дело?
— Вот этот Майкл, — показал Хупер, — судя по черным полосам, а это…
— Стоп! — остановила я его. — Не надо имен. Давайте я сперва посмотрю без эмоций.
— Ты и правда можешь на это смотреть, ничего не ощущая? — спросил он.
Пришла первая волна ярости, смывшая тошноту. Я посмотрела на Хупера недружелюбно, но была отчасти благодарна за отвлечение.
— Я стараюсь делать свою работу, Хупер, и для этого мне лучше думать о них просто как о телах. Это мертвецы, и они уже не люди. Это трупы, тела, без личных местоимений, без человеческих атрибутов. Потому в противном случае мне труднее функционировать. Испытывая эмоции, можно что-то упустить из виду. Может быть, ту нить, которая позволит предотвратить повторение такого вот.
— Мы убили зверя, который это сделал, — возразил Хупер, показывая туда, где лежал труп оборотня, скрытый сейчас за толпой сотрудников.
— Убили? Ты на сто процентов уверен?
— Да.
Эдуард смотрел на нас, будто мы разыгрывали представление. Олаф снова стал разглядывать трупы, Бернардо вообще отвернулся и от нас, и от них.
— Кто-нибудь видел, как тигр, которого мы только что убили, это сделал?
Что-то мелькнуло у него в глазах — может быть, удивление, — но он был слишком коп, чтобы его проявить.
— Свидетелей пока нет.
— Так думай тогда как коп, а не как друг погибших товарищей. Мы думаем, что убили единственного виновного тигра, но уверены быть не можем. — Я показала на тела. — Такие массивные повреждения от одного тигра за весьма ограниченное время. Кровь еще даже не свернулась толком и не высохла. На такой жаре это значит, что убиты они недавно.
— Я как раз думаю как коп, это ты усложняешь, Блейк. Когда убивают жену, обычно это муж. Когда пропадает ребенок, проверь родителей. Когда исчезает студентка по дороге в колледж, присмотрись к бойфренду или к преподавателю.
— Да, бритва Оккама в полицейской работе — очень важный инструмент.
— Ага. Простейшее решение и есть верное.
— Пока не имеешь дела с монстрами, — сказала я.
— Тот факт, что преступник оказался оборотнем, не меняет наших методов работы, Блейк.
— Ты не собираешься вступить в разговор, Тед?
Я не стала скрывать в голосе раздражения. В конце концов, он мог бы помочь активнее.
— Маршал Блейк хочет сказать, — начал он рассудительным голосом старины Форрестера, — что мы, быть может, ищем не одного оборотня, а нескольких. И если еще кто-то помог Бендесу так обойтись с вашими людьми, мы этого гада должны найти.
Я вздохнула. Прав был Хупер, я все усложняю. Показав большим пальцем через плечо на Эдуарда, я сказала:
— Вот он правильно сказал. А я прошу прощения за слишком подробные объяснения.
— Тебя потряс вид тел, — заметил Олаф.
— Ты это к чему?
— Когда ты нервничаешь или боишься, ты начинаешь объяснять слишком подробно. Один из немногих случаев, когда поступаешь по-женски.
На это я понятия не имела, что сказать, потому промолчала. Молчание в отношениях с мужчинами (кроме отношений романтических) никогда еще меня не подводило. С кавалерами сложнее — они согласны терпеть молчание в определенных пределах.