Обнаженная натура
Шрифт:
— Это был не он, — сказала я.
— Кто тогда?
Я вцепилась в телефон, в звук его голоса, как в спасательный круг. Меня еще трясло от страха так, что вкус металла не уходил с языка.
— Марми Нуар.
— То, что я почувствовал, отличалось от того, что было раньше. Меньше масштаба, более… — он поискал слово, — человеческое.
Я кивнула, хотя он меня и не видел.
— Она была маленькая, как в церкви в Сент-Луисе. И эти чертовы маленькие туфельки на ней были, жемчугом расшитые.
— Наверное, они у нее на ногах в той комнате, где находится ее реальное тело.
— Она не в той комнате была, Жан-Клод. Ты должен позвонить Белль Морт или кому там еще, и сказать, что она разгуливает по нижнему помещению той пещеры. Той, на которую выходят ее окна. Вот там она.
Он длинно и замысловато выругался по-французски. А по-английски сказал:
— Я сообщу всем. И перезвоню тебе, как только смогу. Тебе бы я посоветовал спрятаться в церкви, окружив себя крестами, пока все это не кончится.
— Я должна поймать убийцу.
— Прошу тебя, ma petite.
— Я подумаю. Хорошо?
— Это уже что-то. Анита, я люблю тебя. Не дай ей себя у меня забрать.
— Я тебя тоже люблю, и этого не будет. Закрываюсь щитами изо всех сил. Чтобы она ко мне проникла, мне надо было сбросить щит.
— Ma petite,Анита… Merde, я тебе перезвоню, как только свяжусь с кем-нибудь в Европе.
Он еще раз выругался по-французски, так быстро, что я не разобрала, и повесил трубку.
Мы свернули за угол, несколько поспешней, чем надо, стараясь не отстать от полицейской машины. Ребята не включали сирен и мигалок, но несколько раз превысили скорость. Очевидно, не только нас напугало случившееся в доме. Интересно, что Санчес им сказал. И что будут рассказывать копы, которые все это видели? Как Жан-Клод, отнесут все это за счет Витторио? Пришпорит это их, чтобы закончить дело до того, как вампиры Вегаса поднимутся ночью?
— Что сказал граф Дракула? — спросил Эдуард.
— Не надо его так называть, Эдуард.
— Прости. Так что он сказал?
— Будет связываться с некоторыми вампирами в Европе.
Олаф с заднего сиденья спросил:
— Я правильно тебя понял, что та Королева Всех Вампиров, дух которой мы ощущали в Сент-Луисе, где-то расхаживает во плоти?
— Я видела ее в видении. Может быть, это было всего лишь видение, но мне она являлась в видениях и раньше, и всегда была в той комнате, где она заперта. Никогда не видела ее снаружи.
— Твою мать, — сказал Эдуард.
Я уставилась на него, потому что он редко ругается — обычно это моя работа.
— Чего это ты? — спросила я.
— На меня выходили с предложением заключить на нее контракт.
Я обернулась на сиденье, уставилась на него. Всматривалась в лицо — но на нем было обычное его непроницаемое выражение плюс солнечные очки, хоть смотри, хоть не смотри. А у меня самой челюсть отвисла и лицо стало удивленной маской.
— То есть кто-то к тебе обратился с предложением ликвидировать Мать Всех Вампиров?
Он кивнул.
Олаф и Бернардо подались вперед — значит, они не пристегнулись ремнями, но мне, как ни странно, на этот раз не захотелось им сказать, чтобы это сделали.
— У тебя контракт на ликвидацию Марми Нуар, и ты даже словом мне не обмолвился?
— Я сказал, что мне предложили контракт. Я не говорил, что его заключил.
Тут уж я повернулась всем телом, насколько ремень позволял.
— Ты отказался? Денег мало?
— Деньги там хорошие, — ответил он — руки на руле, внимание на дорогу, лицо непроницаемо и спокойно. По виду не подумать, что тема разговора его вообще хоть как-то интересует. Зато интерес проявили мы, все остальные.
— Почему же ты тогда не принял предложение? — спросила я.
Он едва глянул на меня, резко, чуть ли не на двух колесах обходя в этот момент грузовик. Нам пришлось хвататься кому за что, хотя Олафу и Бернардо хуже пришлось без ремней, но мы не отстали от других полицейских автомобилей. Те уже включили мигалки, но сирены пока молчали.
— Ты сама знаешь, — ответил он.
Я хотела сказать, что не знаю, но запнулась. Крепче взялась на приборную доску и за сиденье, задумалась. И наконец сказала:
— Ты побоялся, что Марми Нуар убьет тебя. Побоялся, что эта задача наконец-то может оказаться не по плечу.
Он ничего не сказал, и я поняла, что других подтверждений не будет.
— Но уж сколько лет я тебя знаю, Эдуард, — сказал Олаф, — ты все время рвешься в бой против самых мощных и страшных монстров. Ты ищешь себе испытаний. Это испытание было бы непревзойденным по суровости.
— Вероятно, — согласился Эдуард тихим и тщательно контролируемым голосом.
— Никогда бы не подумал, что доживу до такого, — сказал Бернардо, — Великому Эдуарду все-таки изменило бесстрашие.
Мы с Олафом оба на него посмотрели неодобрительно, но ответил ему Олаф:
— Ему не изменяло бесстрашие.
— А что тогда? — спросил Бернардо.
— Не хотел рисковать горем Донны и детей, — ответила я.
— Чего? — не понял Бернардо.
— Это заставляет жить с опаской, — тихо объяснил Олаф.
— Так я же и сказал, что ему изменило бесстрашие, а вы на меня напустились, — возмутился Бернардо.
Олаф посмотрел на него в упор — всей тяжестью пустых и темных глаз. Бернардо чуть заерзал на сиденье, сопротивляясь желанию отползти подальше от этого взгляда, но не отполз. Очко в его пользу.