Обнаженная тьма
Шрифт:
– Пока не знаю.
– У тебя после фельдшера еще осталось… сам знаешь, что?
– Фельдшеру это вообще не понадобилось, так что есть парочка шприцов.
– Вот и хорошо! Делай, что хочешь, но чтобы в самое ближайшее время… В конце концов, ты должен подумать прежде всего о себе! Случись что, перво-на-перво на тебя выйдут. Все! Разговор окончен!
Трубку бросили так резко, что звонивший поморщился. Он повесил трубку и вышел из будочки междугородного автомата.
Черт, старый псих! Разговаривает с ним, как с наемным киллером. А кто все это придумал? Кто осуществил? Старик что, уверен, что он тут разбивался в доску, пачкал руки в крови ради него? Ради его олимпийского спокойствия? Черта с два! За деньги, конечно, можно многое купить, но он пошел на это не ради денег. Оказывается, истинна поговорка: кровь людская не водица. Чего не сделаешь ради этой родной крови… Но невозможно предусмотреть все, немыслимо, и так практически не было накладок, а старик этого как будто и не понимает. Холера, ну надо же, так на него орать! Честное слово, кажется, этот ор и на улице был слышен.
Однако переговорный пункт был по-прежнему пуст, дежурная дремала, положив голову на руки. В одной из будок что-то горячо втолковывал своему собеседнику толстенный мужик, но в зале ничего не было слышно.
Он удовлетворенно кивнул: значит, никто ничего не слышал и из его разговора.
Злость помаленьку остывала. Старика тоже можно понять. Он там места себе не находит, конечно. И, строго говоря, важен конечный результат, а ведь вроде бы все хорошо. Ну, дай бог!
Вышел на улицу и ахнул, захлебнувшись порывом снегового ветра. Ого! Вот это заворачивает!
Соскочил с высокого крыльца и подбежал к машине, которую подзанесло снегом. Это был черный джип «Чероки». Он включил мотор и посидел немножко, просто наслаждаясь урчанием мощного двигателя. Конечно, батя сказал бы, сущее безумие светиться после того, как… Но он просто не мог удержаться. Ничего, сейчас глубокая ночь. Оставит машину, как всегда, на охраняемой стоянке, и никто ничего не заметит. Ох, скорей бы все это кончилось!
Включил приемник.
Выхожу один я на дорогу;Сквозь туман кремнистый путь блестит;Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,И звезда с звездою говорит…Он поморщился. До чего же вычурно! И довольно нелепо, если вдуматься в детали. Либо туман, сквозь который ничего не видно, либо блестит этот самый кремнистый путь. Одно из двух! Значит, туман – не более чем ненужная красивость. А блестеть этот путь может, если только его очень ярко освещает луна. Однако же – «звезда с звездою говорит», то есть ночь очень звездная. Лунные же ночи редко бывают ярко-звездными. Набор ничего не значащих, взаимоисключающих понятий.
Он покрутил настройкой.
Но я не понял,Нет, я не понял,Шо ты имела в виду!Еще не легче!
Выключил музыку и нажал на газ.
Все! Пора ехать спать. Утро вечера мудренее!
Говорят, что понедельник – день тяжелый, но у Александры тяжелым днем была суббота. В эту субботу она с утра дежурила.
Без четверти восемь, когда вбежала в поликлинику, у дверей ее кабинета номер шесть уже сидела на кожаных лавочках очередь. «Один, два… четыре… ого, семь человек! Да вы что, люди добрые?! В субботу отсыпаться надо, а не по врачам ходить!»
Она торопливо надела халат, повозила гребенкой по волосам, стараясь не смотреть в зеркало: ничего хорошего после вчерашнего высмотреть там было нельзя. Глаза-щелочки да распухший нос, а на эту красоту Александра и дома нагляделась. Впрочем, собственная внешность ее сейчас волновала лишь как нечто второстепенное. Гораздо важнее было то, что медсестры опять нет, не дали ей медсестру на субботний прием. Ничего, молодая, перебьешься – такая логика у руководства.
Нажала на кнопочку возле стола. В эту минуту в коридоре вспыхнула лампочка над дверью, что означало: входите.
Лающе кашляя, на пороге возник первый пациент.
– Здрасьте, Александра Егоровна.
– А, Соловьев, здравствуйте! Ну, раздевайтесь, послушаем вас.
Ого! Хрипит наш Соловьев – даже в ушах зашумело. Семь дней на больничном, а влажные хрипы в легких не утихают.
– Что же вчера не пришли? Мы же договорились, что вы придете?
– Плохо себя чувствовал, Александра Егоровна.
А сам глазами шмыг-шмыг. Чует кошка, чье мясо съела! Небось до сих пор гадает, не померещилась ли ему Александра Егоровна, прилипшая к трамвайному окошечку и возмущенно наблюдающая, как он, ее больной Соловьев, тащит из ларька целую сетку бутылок с пивом. Идиоту лежать надо, а он пиво хлещет, причем наверняка оно было поставлено перед этим в холодильник!
Ладно, так и так, с пивом или без, но мужика обязательно надо госпитализировать. Хотя бы ради его же собственного здоровья: в больнице какая-никакая, а дисциплина.
Так ничего и не сказав хрипящему Соловьеву, Александра сняла трубку, начала накручивать знакомые номера. В одной больнице мест нет, в другой – позвоните позже, в третьей – вы не из нашего района. Обычная картина. И вдруг – о счастье! – «Звоните завтра, место точно будет».
Соловьев растерянно поблагодарил. Факт – прикидывал, удастся ли словчить и сбегать из больницы в ближний ларек. Бог ему судья!
Александра зевнула. Ночь прошла почти без сна. Лечь на свой оскверненный диван не решилась, Каринину постель тоже не смогла заставить себя разобрать – устроилась сверху, прямо на покрывале. Кроме понятных переживаний, никак не могла уснуть на новом месте, только к утру забылась, а тут будильник. Господи, хоть бы на четверть часика уснуть…
Кнопочка снова нажата, а дверь не открывается. За дверью заминка:
– Молодой человек, сейчас моя очередь!
– Да я только посмотреть, кто сегодня работает.
– А нечего смотреть, не телевизор. В регистратуре спросите.
Обычное дело. Кто-то хочет пролезть без очереди, а ему не дают.
В кабинет вошла объемистая дама, поскорее закрыв на собой дверь. На лице – глубокое возмущение. И в голосе – такое же, как будто это Александра сама хотела к себе на прием пролезть без очереди, а не какой-то там неведомый «молодой человек»:
– Мне срочно нужна санаторно-курортная карта! Горящая путевка!
Ну, раз горящая… Много нужно сделать быстро, а главное – ЭКГ.