Обнаженная. История Эмманюэль
Шрифт:
Бен урчит от смеха.
Я продолжаю свое пьянство, стараясь быть с Беном на равных. Но дело, оказывается, в белом порошке цвета невинности, он-то и есть экстракт постоянного возбуждения. Я внимательно посматриваю на этих нюхателей и на их порошок.
— Это кок. Хочешь попробовать?
Что, правда — наркотики? Если бы это было опасно, разве их предлагали бы так, в открытую, как ни в чем не бывало? Стало бы сразу заметно: люди выглядели бы больными, их бы лечили, они не могли бы работать, жить — такого ведь не скроешь.
Нет, кокаин скорей уж противоположность наркотику, это супервитамин, модное
Я пробую. Ночью в парижском ночном клубе, среди раскатов смеха, под гигантским стеклянным шаром, с головокружением от кайфа, поцелуями в потемках, в потоках слов, звуков, спиртного, над дымчатым стеклом низкого столика я приобщаюсь к обряду кокаинистов.
Из пластиковой упаковки я извлекаю маленький шарик, немного склеенный, будто после стирки. Отщипываю половину сухой кофейной ложечкой, тщательно заворачивая остаток в тот же пластик. Тыльной стороной ложечки разминаю маленький комочек, расплющивая его в толстую пастилку. Порошок плотный, такого тонкого помола, что зернышки неразличимы. Затем разрезаю пастилку своей кредитной картой на продолговатые волоконца, получаются тонкие макаронины, вылитые спагетти, я стараюсь резать как можно ровнее. Сворачиваю листок бумаги, лучше чистый, или беру сухую соломинку. Зажав одну ноздрю указательным пальцем, ввожу свернутый листок или соломинку в другую. Потом вдыхаю изо всей силы — так пьют до дна, — чтобы порошок проник в нос как можно глубже, дошел до сердцевины мозга. Вкус быстро чувствуется в глотке, он горьковатый. Порошок всасывается сразу. Действует мгновенно. Покалывание, как от электрошока, и вот глаза широко раскрываются, я прекраснее всех, гениальная и сияющая, я хочу двигаться, говорить. Мозг пенится, живот втягивается, в первые минуты это что-то соматическое. Меня немного пугает инстинктивная уверенность в том, что в мое тело проникли извне, что кокаин — вещество подозрительное.
Я буду проделывать это каждый день, потом по многу раз в день, на протяжении многих лет. Я превращусь в наркоманку, стану мультизависимой.
Кокаин дает иллюзию, что я уверена в себе, блистательна, держу форму, что я хозяйка своей жизни и жизни других. Я не смогу обходиться без этой иллюзии.
Я припудриваю нос.
Кокаин и алкоголь идут рука об руку. Сила наркотика возбуждает, прогоняет усталость, туман в голове, потерю внутреннего равновесия. Кок вызывает во мне непреодолимое желание пить. Я пью и нюхаю кокаин. Хорошо бывает между взлетом и аварийным падением. Сперва взмыть высоко, а потом — резко вниз, к искусственному маниакально-депрессивному состоянию. Мы с Беном набираем скорость вместе, устраиваем бессмысленный конкурс, как на ярмарке: кто сможет больше выпить, потом больше раз нюхнуть, прежде чем рухнуть обессиленным.
Сильные дозы кокаина вызывают у меня острые приступы безумия, происходит внезапное осознание собственного падения, открывается панорамное зрелище всей моей жизни с ее красивой грязью. Я не способна пошевелиться, не могу выйти из комнаты, хочу быть одна, подальше от тех, кто толкал меня в ловушку, кто играл и обманывал меня. Я плачу от бессилия, от невозможности покончить с этим. Закрыв глаза, я вижу себя. Передо мной
Моя карьера держится все-таки на триумфе «Эмманюэль» и успехе ее продолжений. Мои роли в фильмах «классического плана» никто не заметил, но карьера еще может вспыхнуть с новой силой.
Мы на время уезжаем жить в Лос-Анджелес, хотим испытать судьбу. Сын едет со мной. Минуты дневных просветлений я использую, чтобы позаботиться о нем. Бросаюсь под ледяную воду, кричу, энергично вытираюсь и потом играю с сыном. Я изо всех сил стараюсь быть всегда веселой, живой, ласковой. Занимаюсь спортом, чтобы помочь телу вынести все злоупотребления, и быть в форме, когда я вижу своего сына — мою радость, мою передышку.
Мать и сестра помогают мне поочередно. Они не вмешиваются в мою жизнь. Они и вправду не понимают, в чем, собственно, дело. Меня они находят слегка изменившейся, слишком возбужденной, болтливой, заносчивой. Наверное, это влияние успеха, таков воздух этой страны. Мать и сестра на все закрывают глаза, они меня не понимают, моя жизнь не похожа на их жизни. Их ослепляет этот роскошный мир, удивляет моя праздность, а также то, что все окружающие льстят мне. Но мать то и дело повторяет, что такая жизнь не для ребенка. Она часто говорит, что Артуру было бы лучше в Утрехте, с ней, в тишине, подальше от такого борделя. Я ее не слушаю.
Марианне нравится в Лос-Анджелесе. Она в превосходном настроении, покрасила волосы, привела себя в порядок. Сменила очки на контактные линзы — это куда современнее. Красит глаза. Сестра неплохо адаптируется в любой среде, ей повсюду хорошо. Она переезжает из города в город так же, как в детстве переходила из отеля в дом соседей. Хочет научиться водить машину, ведь в Лос-Анджелесе, где кварталы изрезаны автодорогами, без этого нельзя. Моя младшенькая обретает свободу, эмансипируется.
— Ты тоже должна получить права!
Сестра старается убедить меня посмотреть реальности в глаза. Водить? Самой? Ну нет уж, я предпочитаю, чтобы возили меня, куда кому заблагорассудится. Я могу поехать куда угодно, но все равно останусь элегантной. Откройте дверцу, месье, сделайте одолжение… Какой изысканный гламур, какая обходительность! Этот жест кажется женщинам неотразимым. Когда я слышу мягкий щелчок автомобильной дверцы, я с наслаждением расслабляюсь на сиденье из лощеной кожи, раскрываясь навстречу такой волшебной галантности, такому изысканному способу знакомства.
Водить?.. Я в задумчивости. Нет, никогда не стану водить… Мать была за рулем и всегда уставала. Однажды она попала в страшную аварию, я была тогда четырехлетним ребенком, а Марианна совсем маленькой.
— Ты помнишь ту аварию с мамой?
Впервые я воскрешаю это печальное воспоминание. Осмеливаюсь на это. Марианна не отвечает…
Мать была беременной моим братом Николя. Работала без продыху. От усталости лицо осунулось, а под глазами появились черные круги. Мать мало спала, ради сна — бессмысленного времяпрепровождения — она не жертвовала ничем. И как-то вечером, несясь на полной скорости, измотанная вконец, она заснула за рулем.