Обнаженная. История Эмманюэль
Шрифт:
Официант отводит глаза и уходит, ни о чем не попросив. Потом он мягко скажет мне: «Угощайтесь, мадемуазель Кристель…»
Артур обрадовался мне, он прыгает, как собачка, испуская радостные вопли. Мать обняла меня, я плакала и смеялась. Никогда раньше я не плакала, вот оно что, а теперь плачу, значит — меняюсь.
Я уезжаю, проведя с матерью и сыном несколько по-настоящему радостных дней. Я в форме. Раздарила подарки, поучаствовала в простой и размеренной семейной жизни, помогла по хозяйству, гуляла с сыном, держа его за руку, бегала с матерью по магазинам, мы вместе ели, чокались. Мать не изменила прежним наклонностям,
Я видела, как мать любит Артура, их любовь взаимна и безгранична. Иногда мне казалось, что я здесь лишняя — вроде заявившейся издалека богатенькой тетушки, которую любят за то, что она всегда привозит много прекрасных подарков. Ну и хорошо, я еще наверстаю упущенное, я знаю, что мой сын доволен.
Я еду работать.
Париж — Лос-Анджелес, меня ждут в Америке. «Эйр Франс», Руасси с его почти новенькими эскалаторами-трубами. Я лечу первым классом. Буду сниматься в фильме «Конкорд Аэропорт 80» Даниэля Лауэлла Рича на студии «Юниверсл» с самой знаменитой из французских звезд, с самым неукротимым мужчиной, с мужчиной мечты. Злые языки уже нашептали мне: «Отвратительный тип, обезумевший извращенец, он бешеный, лесть испортила его и от всех отдалила, он мнит себя божеством…»
А если так и было? Если он был божеством? Я не верю, уже давно не верю шипению змей. Если я не хочу слышать, то становлюсь глухой, как мой отец. Это звезда первой величины, а я всего лишь Эмманюэль. Я горжусь тем, что играю рядом с ним. Он — молодой князь из ленты Висконти, человек-сирена из фильма «На ярком солнце», его тело в морской воде так же прекрасно, как при солнечном свете — лощеное, гибкое, мускулистое. Он ирреальный мужчина, он выше себя самого.
Салон первого класса почти пустой.
Разница в обхождении и льстит, и напрягает, она неприятна и мучительна. Расслоение между пассажирами усугубляется замкнутым пространством внутри самолета. Всего в нескольких метрах за моей спиной людям разносят упакованное в целлофан самолетное питание. Похоже, начинают сразу с десерта. Там узкие подлокотники, а спать приходится в креслах с прямыми спинками.
Для меня — шампанское с указанием года урожая. Кресло широкое и мягкое. На белоснежной крахмальной скатерти лежат серебряные приборы, бокал наполнен до краев.
Мой отсек немного качает, я в невесомости. Комфортабельный гамак из листового железа, самолет скользит в тихом ясном небе по серебристой арке, которая, представляю я, соединяет Париж с Голливудом. Облака принимают форму гор без корней, они меняются, рушатся. Снег, взбитые сливки и гигантская борода старика, сияющая в косых лучах солнца.
У стюардессы аккуратный шиньон. Она улыбается мне, уверенная и услужливая. Она меня залила «Периньоном» всю, снизу доверху. Я парю в облаках над небосводом, я в раю.
Какая погода там, внизу, на уровне воды, у корней тюльпанов? Сильный ли ветер? Какое сегодня число? Я считаю тени, падающие в океан, прикрываю глаза от слепящего света и опять пью, заливая опустошение. Как мне хочется искупаться в этих небесах, вытянуться на перламутровом ложе обнаженной, закутавшись в нежную пену.
Я встаю, взбираюсь по металлической винтовой лестнице, узкой — по такой show girl поднимается в open-bar. Я виляю бедрами, я играю для себя, одна в пустом, забитом выпивкой баре. Полный стакан водки, и я уже пританцовываю. Немного горького порошка, и я танцую быстрее, одинокая и свободная, уверенная
Вот уже Лос-Анджелес, я так и не поспала, самолет садится, тут даже ночью все сверкает.
— Good evening, miss Kristel. Did you have a nice flight? [9]
Шофер пунктуален, он стоит передо мной навытяжку и держит плакат с надписью «Юниверсл». Молодой красивый парень со свежей, простецкой улыбкой. Вот я наконец и в Лос-Анджелесе. Шофер протягивает руку, чтобы взять мой чемодан, но я не отдаю чемодан и вместо этого тоже подаю ему руку. Крепко сжимаю его запястье, я устала, прилетела издалека. Пошатываясь, иду следом за шофером — моим провожатым в этом незнакомом городе. Я ничего не узнаю, а ведь я здесь живу, здесь мое земное бытие, мое место работы.
9
Добрый вечер, мисс Кристель. У вас был приятный полет? (англ.).
Лос-Анджелес существует для того, чтобы вкалывать, искать, творить, блистать и снова уезжать. Этот город всегда покидаешь преждевременно постаревшей, со сгоревшим нутром, будто сбегая «с того склона холма, где солнце пошло на закат», как говорят американцы, когда им тридцать.
Удивительно: все женщины стараются задержать стремительный бег времени именно здесь — в городе, где время несется быстрее, чем в других местах; в городе, где каждый миг заполнен событиями и где под золотыми блестками скрыта шершавая чешуя, облекающая полое нутро. Женщины уродуют себя без устали, без продыху. Не помогает.
Не надо накачивать губы и да не содрогнется фарфор на столах ваших! Все напрасно. Под маскировкой вашу старость все равно разглядят. Вас ждет расплата за то, что вас когда-то хотели. Бесцеремонно обсудят ваш возраст, словно он вытатуирован на вашей руке. Скажут, что вы хорошо сохранились. В газетах поизмываются, ударят в спину. Месть будет коллективной, жестокой — тем свирепее, чем вы были красивее.
«Уилшир», роскошный голливудский отель. Небо в неизменной синей униформе, напоминающей декорацию. Шикарное местечко.
— Скажите, пожалуйста, где комната мистера Делона?
— Кто его спрашивает?
— Сильвия Кристель.
— Подождите, пожалуйста. Я доложу… Мистер Делло ждет вас.
Я улыбаюсь. Нас тут не знают — ни его, ни меня. Неизвестность, возвращение в прошлое, наши имена переспрашивают. Даже туристы из Европы к нам равнодушны. Под этим небом они рассеянные, обо мне мечтают в Европе, а не здесь. Евротрэш — так американские кинематографисты называют актеров из Старого Света, пытающихся прорваться в Голливуд. Это слово трудно перевести. Евромусор? Трэш — то, что выкидывают, лишнее, использованное, отработанное. Ничего себе. А я-то воображала, что меня тут ждут, что мой экзотический шарм гипнотически подействует на этот пуританский континент. Ничуть не бывало.